И он обернулся к девушке, чтобы упрекнуть её, и увидел, что её лицо изменилось и побледнело, и она вскочила на ноги и крикнула им: «Кто вы?» И патриций, предводительствовавший ими, ответил ей: «О благородная царица и единственная жемчужина, разве не знаешь ты, кто подле тебя?» И девушка сказала: «Я не знаю его. Кто же он, этот человек?» – «Это разрушитель городов и господин витязей, это Шарр-Кан, сын царя Омара ибн анНумана. Это тот, кто завоевал крепости и завладел всеми неприступными местами, – отвечал предводитель. – Сведение о нем дошло до царя Хардуба, твоего отца, от старухи госпожи Зат-ад-Давахи. И царь, твой отец, убедился потом из рассказа старухи. И вот ты помогла войску румов, захватив этого зловещего льва!»
И, услышав слова патриция, девушка посмотрела на него и спросила: «Как твоё имя?» И он отвечал: «Моё имя Масура, сын твоего раба Маусуры ибн Кашарда, патриция среди патрициев». – «Как же ты вошёл ко мне Грёз позволения?» – спросила она. «О госпожа, – отвечал предводитель, – когда я достиг дверей, меня не задержали ни придворный, ни привратник, напротив – все привратники поднялись и пошли впереди нас, как это обычно бывает; когда же приходит кто-нибудь не из нас, они оставляют его стоять у дверей, пока не испросят ему разрешения войти. Но теперь не время затягивать разговор. Царь ждёт нашего возвращения с этим царём, в котором сила войск ислама, чтобы убить его, и тогда его войска уйдут в то место, откуда они пришли, и нам не придётся утомляться, сражаясь с пичи».
И, услышав эти слова, девушка воскликнула: «Поистине, эти речи нехороши, но солгала госпожа Зат-ад-Давахи и сказала ложные слова. Она не знает о нем истины! Я клянусь мессией, что тот, кто у меня, не Шарр-Кан и не пленный, но это человек, который к нам пришёл и явился и попросил нашего гостеприимства, и мы приняли его, как гостя. И если бы мы удостоверились, что это подлинно Шарр-Кан и твёрдо убедились бы, что это именно он без сомнения, то ему, но его благородству, не подобает моё покровительство. Не заставляйте же меня обманывать моего гостя и не позорьте меня среди людей. Но ты пойди к царю, моему отцу, облобызай перед ним землю и расскажи ему, что дело не таково, как говорила госпожа 3атад-Давахи». – «О Абриза, я не могу вернуться к царю иначе, как с его соперником, – отвечал патриций Масура, и девушка сказала ему гневно: „Горе тебе, вернись к нему с ответом, на тебе не будет упрёка!“ Но Масура отвечал: „Я вернусь только с ним“. И тогда цвет лица Абризы изменился, и она сказала ему: „Не будь многоречив и болтлив! Этот человек вошёл к нам, полагаясь на себя в том, что он может напасть один на сто всадников, и если бы я сказала ему: „Ты Шарр-Кан, сын царя Омара ибн ан-Нумана“, – он ответил бы: „Да!“ Но я не дам нам напасть на него; если же вы на него нападёте, он не отойдёт от вас, не перебив всех, кто есть в этом месте. Вот он у меня, и вот я приведу ею к вам с его мечом и щитом“.
И патриций Масура ответил ей: «Если я в безопасности от твоего гнева, то я не в безопасности от гнева твоего отца. И когда я увижу Шарр-Кана, я дам знак витязям, и они возьмут его в плен, и мы его отведём к царю, униженного!» – «Не будет этого, – вскричала Абриза, – это образец глупости. Этот человек один, а вас сто. Если вы хотите схватиться с ним, то выходите на него один за другим, чтобы царю стало ясно, кто среди вас храбрец…»
И Шахразаду застигло утро, и сна О прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, дополняющая до пятидесяти, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что царевна Абриза сказала патрицию: „Этот человек один, а вас сотня, и если вы хотите схватиться с ним, то показывайтесь ему один за одним, чтобы царю стало ясно, кто среди вас храбрец“. – „Клянусь мессией, – воскликнул патриций Масура, – ты сказала истину! Но никто не выйдет на него первым, кроме меня!“ – „Подожди, – сказала Абриза, – пока я пойду к нему и осведомлю его о ваших речах и посмотрю, каков будет его ответ. Если он согласится, это хорошо, а если откажется, то нет для вас к нему пут. И я, и мои девушки, и те, кто в монастыре, будут за него выкупом“.
И она пришла к Шарр-Кану и рассказала ему, что было, и он улыбнулся, поняв, что она никому не говорила о его деле и что весть о нем распространилась и дошла до царя не по её желанию. И он снова начал упрекать себя и подумал: «Как это я выкинул свою душу в страну румов!»