И когда юноша услышал это стихотворение, он закричал великим криком и разодрал на себе одежду до подола, и перед ним опустили занавеску и принесли ему другую одежду, и он надел её, и сел прямо, и вернулся к прежнему состоянию и стал весело разговаривать. Когда же до него дошёл кубок, он ударил по подушке тростинкой, и вышел евнух, сзади которого шла девушка лучше той, что была прежде неё, и у евнуха была скамеечка. И девушка села на скамеечку, держа в руках лютню, и пропела такие стихи:
И когда юноша услышал эти стихи, он закричал великим криком и разорвал на себе одежду, и перед ним опустили занавеску, и принесли ему другую одежду, и юноша вернулся к прежнему состоянию и продолжал сидеть с сотрапезниками. И кубки пошли вкруговую, и когда кубок дошёл до юноши, тот ударил по подушке, и дверь отворилась, и вышел евнух со скамеечкой, сзади которого шла девушка, и он поставил ей скамеечку, и девушка села и, взяв лютню, настроила её и пропела под неё такие стихи:
И когда второй халиф услышал то, что произнесла девушка, он закричал великим криком и разодрал то, что на нем было…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала ночь, дополняющая до двухсот девяноста, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда второй халиф услышал стихотворение девушки, он закричал великим криком и разодрал на себе одежды и упал без памяти. И перед ним хотели опустить занавеску, как обычно, но верёвки застряли, и Харун ар-Рашид бросил взгляд на юношу и увидел у него на теле следы ударов плетьми. И ар-Рашид сказал, посмотрев и уверившись: „О Джафар, клянусь Аллахом, это красивый юноша, но только он скверный вор!“
И Джафар спросил его: «Откуда ты узнал это, о повелитель правоверных?» И халиф молвил: «Разве не видел ты, какие у него на боках следы от бичей?»[322] А потом перед юношей опустили занавеску и принесли ему одежду – не ту, что была на нем, – и он надел её и сел прямо, и сидел, как прежде, с сотрапезниками. И он бросил взгляд и увидел, что халиф и Джафар тихонько разговаривают, и спросил их: «О чем речь, молодцы?» И Джафар молвил: «О владыка, все хорошо, но только от тебя не скрыто, что этот мой товарищ – из купцов, и он путешествовал по всем областям и землям и вёл дружбу с вельможами и лучшими людьми, и он говорит мне: „Поистине, то, что проявил наш владыка халиф этой ночью, – великая расточительность, и я не видел во всех странах никого, кто бы совершил дела, подобные его делам: он ведь разорвал столько-то и столько-то одежд, каждая одежда в тысячу динаров, и это чрезмерная расточительность“. – „Эй ты, – сказал второй халиф, – деньги – мои деньги и материя – моя материя, и это – часть моей милости слугам и челяди. Каждая одежда, которую я разорвал, достанется кому-нибудь из сотрапезников, присутствующих здесь, и я назначил им, вместе со всякой одеждой, по пятьсот динаров“.
И везирь Джафар сказал: «Прекрасно то, что ты сделал, о владыка!»
И затем он произнёс такие два стиха:
Услышав эти стихи от везиря Джафара, юноша велел дать ему тысячу динаров и одежду, а затем кубки пошли между ними вкруговую, и вино было им приятно. И ар-Рашид сказал: «О Джафар, спроси его про удары, следы от которых у него на боках; посмотрим, что он тебе скажет в ответ». – «Не торопись, о владыка, и побереги себя; терпеть лучше», – молвил Джафар. Но халиф воскликнул: «Клянусь моей головой и могилой аль-Аббаса, если ты его не спросишь, я потушу твоё дыхание!»
322
По мусульманскому закону карой за воровство является отсечение правой руки. Наказание применяется, однако, лишь при соблюдении ряда условий; отсутствие хотя бы одного из них позволяет ограничиться бичеванием вора и взысканием с него убытков в пользу потерпевшего.