И нянька вышла от царевны и отправилась в своё жилище, а когда наступило утро четвёртого дня, она позвала всех горничных города и потребовала от них хороших красок, чтобы раскрасить невинную девушку, разрисовать и расписать её, и они принесли ей требуемое, лучшего, какой только есть, сорта. А затем она позвала юношу, и когда тот явился, открыла сундук и вынула из него узел, в котором было платье из женских одежд, стоящее пять тысяч динаров, и повязку, обшитую всевозможными драгоценными камнями, и сказала: «О дитя моё, хочешь ли ты встретиться с Хайят-ан-Нуфус?» И царевич ответил: «Да!» И тогда старуха взяла щипчики и выщипала на лице у царевича волосы и пасурмила его и потом она обнажила его и наложила узоры ему на руки, от ногтей до плеча, и на ноги, от плюсны до бёдер, и расписала ему все тело, и узоры стали подобны красной розе на плитках мрамора. А после этого, через небольшое время, она вымыла юношу и почистила его и вынесла ему рубаху и исподнее и потом одела его в ту царственную одежду с повязкой и покрывалом и научила его, как ходить, и сказала: «Выставляй левую ногу, и отставляй правую». И юноша сделал так, как она ему велела, и пошёл перед ней, и стал он подобен гурии, вышедшей из рая. И старуха сказала ему: «Укрепи своё сердце – ты идёшь к царскому дворцу, и обязательно будут у ворот солдаты и слуги. И если ты их испугаешься или охватит тебя страх, они начнут в тебя всматриваться и узнают тебя, – постигнет нас вред, и пропадут наши души. И если нет у тебя силы на это» осведоми меня». – «Это дело меня не страшит, будь же спокойна душою и прохлади глаза», – ответил царевич. И старуха вышла, идя впереди него, и они дошли до ворот дворца, перед которыми было полно евнухов, и старуха обернулась к юноше, чтобы посмотреть, охватил его страх или нет, и увидела, что он все такой же и не изменился. И когда старуха подошла, главный евнух посмотрел на неё и узнал её, а позади неё он увидел девушку, описание которой смущает умы, и сказал про себя: «Что до старухи, то это нянька, а что до той, которая сзади, то нет в нашей земле девушки, похожей на неё внешностью и близкой к ней по красоте и изяществу, если только это не царевна Хайят-ан-Нуфус, но она взаперти и никогда не выходит. Если бы узнать, как она вышла на дорогу! Посмотреть бы, вышла ли она с позволения царя или без его позволения!»
И он поднялся на ноги, чтобы выяснить это дело, и за ним последовали около тридцати евнухов, и когда старуха увидела их, её ум улетел, и она воскликнула: «Поистине мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Пропали наши души сейчас, нет сомнения…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала семьсот тридцать третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда старуха увидела главного евнуха, который приближался со своими слугами, её охватил величайший страх, и она воскликнула: „Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха! Поистине мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! Пропали наши души сейчас, нет сомнения!“
И когда главный евнух услышал слова старухи, его охватил страх, так как он знал ярость царевны и знал, что отец под её властью. «Может быть, царь велел няньке взять свою дочь с собой, чтобы исполнить какое-нибудь дело, и не хочет, чтобы кто-нибудь о ней знал, – сказал он про себя. – Если я стану ей противодействовать, у неё в душе будет из-за меня нечто великое, и она скажет: „Этот евнух встал передо мною, чтобы раскрыть мои обстоятельства“, – и постарается меня убить. Нет мне нужды до этого дела». И он повернул назад, и тридцать евнухов вернулись с ним к воротам дворца и отогнали людей от дворцовых ворот, и тогда старуха вошла и поздоровалась с ними головой, и тридцать евнухов встали из уважения к ней и возвратили ей приветствие. И старуха вошла, и царевич вошёл сзади, и они входили в разные двери, и прошли через все помещения, и покрывал их покрывающий, пока они не дошли до седьмой двери, – а это была дверь самого большого дворца, в котором находился царский престол, и через неё можно было пройти в комнаты наложниц, помещение гарема и дворец царской дочери. И старуха остановилась там и сказала: «О дитя моё, вот мы пришли сюда, да будет же хвала тому, кто привёл нас; к этому месту! О дитя моё, встреча придёт к нам не раньше чем ночью, так как ночь – покров для боящегося». – «Ты права. Как же ухитриться?» – спросил царевич, и старуха сказала: «Спрячься в этом тёмном месте».
И царевич сел в колодец, а старуха отправилась в другое место и оставила юношу в колодце до тех пор, пока день не повернул на закат, и тогда она пришла к нему и вытащила его из колодца, и они вошли в ворота дворца и входили в двери, пока не подошли к комнате Хайят-анНуфус. И нянька постучала в дверь, и вышла маленькая невольница и спросила: «Кто у дверей?» И нянька ответила: «Я». И тогда невольница вернулась и спросила у своей госпожи позволения няньке войти, и царевна сказала: «Открой ей и дай ей войти и тому, кто с нею». И оба вошли.