И когда аль-Джаланд увидел, что мусульмане приближаются, он обрадовался и воскликнул: «Клянусь солнцем, обладателем сияний, я не оставлю врагам ни единого человека и никого, чтобы доставлять вести, и разрушу Ирак и отомщу за моего сына, витязя, набеги совершающего, и не остынет во мне огонь!» Затем он обратился к Аджибу и сказал ему: «О иракская собака, вот товар, который ты к нам ввёз! Клянусь тем, кому я поклоняюсь, если я не воздам должное моему врагу, я убью тебя наихудшим убиением».
И, услышав эти слова, Аджиб огорчился великим огорчением и стал упрекать себя. И он выждал, пока мусульмане спешились и поставили палатки и ночь стала тёмной (а он стоял вдали от палаток с теми, кто остался из его дружины), и сказал: «О сыны моего дяди, знайте, что, когда пришли мусульмане, мы с аль-Джаландом испугались до крайности, и я понял, что он не может меня защитить от моего брата или от кого другого. И моё мнение – нам следует уйти, когда заснут глаза, и мы направимся к царю Ярубу ибн Кахтану[540], так как у него больше войска и его власть сильнее».
И когда его люди услышали эти слова, они сказали: «Вот оно, правильное мнение!» И Аджиб приказал им зажечь огонь у входа в палатки и выступать во мраке ночи.
И они сделали так, как он приказал, и поехали, и не наступило ещё утро, как они уже пересекли далёкие страны. А наутро аль-Джаланд и двести шестьдесят тысяч одетых в панцири и погрузившихся в железо и нанизанные кольчуги забили в литавры войны и выстроились для боя и сражения, а аль-Джамракан с Саданом сели на коней во главе сорока тысяч всадников, могучих богатырей, и под каждым знаменем была тысяча сильных, превосходных витязей, передовых при нападении. И выстроились оба войска, ища сражения и боя, и обнажили мечи, и выставили зубцы гибких копий, чтобы выпить чашу гибели. И первым, кто открыл врата войны, был Садан, подобный твердокаменной горе или одному из маридов-джиннов. И выступил к нему богатырь из нечестивых, и он убил его и бросил на поле и крикнул своим сыновьям и слугам: «Разожгите огонь и изжарьте этого убитого!» И они сделали так, как он приказал, и подали убитого жареным, и Садан съел его и обглодал его кости, а нечестивые стояли и смотрели на него издали. И они воскликнули: «О солнце, обладатель сияний!» И испугались боя с Саданом, и альДжаланд крикнул своим людям: «Убейте эту гадину!» И выехал к Садану предводитель из нечестивых, и Садан убил его, и он убивал витязя за витязем, пока не убил тридцать витязей. И тогда отступились злые нечестивцы от боя с Саданом и сказали: «Кто сражается с джиннами и гулями!» И аль-Джаланд закричал: «Пусть нападут на него сто витязей и доставят его ко мне пленным или убитым».
И выступили сто витязей и понеслись на Садана и направили на него мечи и копья, и он встретил их с сердцем крепче кремня, провозглашая единственность владыки судящего, которого не отвлечёт одно дело от другого. И он закричал: «Аллах велик!» И ударял их мечом, пока не поскидывал с них головы, и не обернулся он на них больше одного раза, после того как убил из них семьдесят четыре витязя, а остальные бежали.
И аль-Джаланд закричал на десятерых предводителей, под каждым из которых была тысяча богатырей, и сказал км: «Закидайте его коня стрелами, чтобы он упал под него, и схватите его руками!» И на Садана бросились десять тысяч всадников, и он встретил их, сильный сердцем. И когда аль-Джамракан и мусульмане увидели, что неверные понеслись на Садана, они воскликнули: «Аллах велик!» И понеслись на них. И не успели они ещё достигнуть Садана, как его коня убили, а самого взяли в плен, и мусульмане нападали на неверных, пока не померк день и не ослепли глаза, и звенел острый меч, и твёрдо стоял каждый нападающий витязь, и охватила труса растерянность. И были мусульмане среди нечестивых, как белое пятно на чёрном быке…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала шестьсот со» рок седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что усилился бой между мусульманами и нечестивыми, так что стали мусульмане среди нечестивых, как белое пятно на чёрном быке, и они не прекращали боя и схватки, пока не приблизился мрак, и тогда они отделились друг от друга, и было убито из нечестивых много людей, которым нет числа. И аль-Джамракан и его люди вернулись, крайне опечаленные о Садане, и не были им приятны ни еда, ни сон. И они проверили своих людей, и оказалось, что убито из них меньше тысячи, и аль-Джамракан сказал» «О люди, я выйду на середину поля, к месту боя и сражения, и убью их богатырей, и захвачу их женщин, и возьму их в плен, и выкуплю ими Садана по изволению судящего владыки, которого не отвлечёт одно дело от другого». И успокоились сердца мусульман, и они обрадовались и разошлись по палаткам. Что же касается аль-Джаланда, то он поднялся и вошёл к себе в шатёр и сел на престол своего царства, и его люди окружили его, и тогда он позвал Садана, и его привели к нему, и аль-Джаланд воскликнул: «О бешеный пёс и ничтожнейший из арабов, о носящий дрова[541], кто убил моё дитя аль-Кураджана, храбреца своего времени, убийцу соперников, повергающего богатырей?» – «Его убил аль-Джамракан, предводитель войска царя Гариба, господина витязей, и я изжарил его а съел, так как я был голоден», – ответил Садан. И когда аль-Джаланд услышал слова Садана, глаза его закатились под темя, и он велел отрубить Садану голову. И палач пришёл с этим намерением и подошёл к Садану, и тогда Садан потянулся в оковах и разорвал их и, бросившись на палача, выхватил у него меч, ударил его и скинул ему голову.
540
Яруб ибн Кахтан-имя сына мифического родоначальника южно-арабских племён, Кахтана. С древнейших времён «сыны Кахтана» противопоставляли себя «потомкам Аднана» – северным арабам; борьба этих племенных групп, отражающая вековечную вражду между землепашцами и кочевниками, крайне печально отразилась на позднейшей истории арабского народа.
541
Намёк на предпоследний стих CXI суры Корана: «А жена его будет носить дрова». Эта сура направлена против одного из злейших противников Мухаммеда, его дяди, Абд-аль-Уззы ибн Абд-аль-Мутталиба, прозванного Абу-Лахаб («отец пламени»). Ненависть к племяннику разжигала в нём жена, за что пророк предвещает ей «носить дрова», когда муж будет жариться на адском огне.