И он вышел, в ту самую ночь, и направился к конюшне, чтобы украсть коней, и когда он шёл по дороге, он вдруг бросил взгляд и увидел Нур-ад-дина, который спал, держа поводья коней в руке. И раб снял поводья с головы коней и хотел сесть на одного из них и погнать перед собой другого, и вдруг подошла Ситт-Мариам, неся мешки на плече. И она подумала, что раб – это Нур-аддин, и подала ему один мешок, и раб положил его на коня, а потом Мариам подала ему второй мешок, и он положил его на другого коня, а сам молчал, и Мариам думала, что это Нур-ад-дин. И они выехали за ворота города, а раб все молчал, и Мариам сказала ему: «О господин мой Нурад-дин, отчего ты молчишь?» И раб обернулся, сердитый, и сказал: «Что ты говоришь, девушка?» И Мариам, услышав бормотанье раба, узнала, что это не речь Нур-ад-дина, и тогда она подняла голову, и посмотрела на раба, и увидела, что у него ноздри как кувшины. И когда Мариам посмотрела на раба, свет стал перед лицом её мраком, и она спросила его: «Кто ты будешь, о шейх сыновей Хама, и как твоё имя среди людей?» – «О дочь скверных, – сказал раб, – моё имя – Масуд, что крадёт коней, когда люди спят». И Мариам не ответила ему ни одним словом, но тотчас же обнажила меч и ударила его по плечу, и меч вышел, сверкая, через его связки. И раб упал на землю, поверженный, и стал биться в крови, и поспешил Аллах послать его душу в огонь (а скверное это обиталище!).
И тогда Ситт-Мариам взяла коней и села на одного из них, а другого схватила рукой и повернула вспять, чтобы найти Нур-ад-дина. И она нашла его лежащим в том месте, где она условилась с ним встретиться, и поводья были у него в руке, и он спал, и храпел во сне, и не отличал у себя рук от ног. И Мариам сошла со спины копя и толкнула Нур-ад-дина рукой, и тот пробудился от сна, испуганный, и воскликнул: «О госпожа, слава Аллаху, что ты пришла благополучно!» – «Вставай, садись на этого коня и молчи!» – сказала ему Мариам. И Нур-ад-дин поднялся и сел на коня, а Ситт-Мариам села на другого коня, и они выехали из города и проехали некоторое время, и потом Мариам обернулась к Нур-ад-дину и сказала: «Разве не говорила я тебе: „Не спи!“ Ведь не преуспевает тот, кто спит». – «О госпожа, – воскликнул Нур-ад-дин, – я заснул только потому, что прохладилась моя душа, ожидая свиданья с тобой! А что случилось, о госпожа?» И Мариам рассказала ему историю с рабом от начала до конца, и Нур-ад-дин воскликнул: «Слава Аллаху за благополучие!»
И затем они старались ускорить ход, вручив своё дело милостивому, всеведущему, и ехали, беседуя, пока не доехали до раба, которого убила Ситт-Мариам. И Нур-аддин увидел его, валявшегося в пыли, подобного ифриту, и Мариам сказала Нур-ад-дину: «Сойди на землю, обнажи его от одежд и возьми его оружие». – «О госпожа, – сказал Нур-ад-дин, – клянусь Аллахом, я не могу сойти со спины коня, встать около этого раба и приблизиться к нему!» И он подивился обличию раба и поблагодарил Ситт-Мариам за её поступок, изумляясь её смелости и силе её сердца. И они поехали и ехали жестоким ходом остаток ночи, а когда наступило утро и засияло светом и заблистало и распространилось солнце над холмами, они достигли обширного луга, где паслись газели, и края его зеленели, и плоды на нем всюду поспели. И цветы там были как брюхо змеи, и укрывались на лугу птицы, и ручьи текли на нем, разнообразные видом, как сказал и отличился поэт, вполне выразив желаемое:
Или, как сказал другой:
И Ситт-Мариам с Нур-ад-дином остановились, чтобы отдохнуть в этой долине…»
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.