Выбрать главу

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Семьсот семьдесят пятая ночь

Когда же настала семьсот семьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Бади-аль-Джемаль увидела Сейф-аль-Мулука, который ходил по саду, она посмотрела на него взором, оставившим в ней тысячу вздохов, и обернулась к ДевлетХатун (а вино заиграло в её членах) и сказала: „О сестрица, что это за юноша, которого я вижу в саду, и он в смятении, взволнован, грустен и печален?“ – „Не позволишь ли ты ему прийти к нам, чтобы мы на него посмотрели?“ – спросила Девлет-Хатун, и Бади-аль-Джемаль молвила: „Если тебе возможно его привести, приведи его“.

И Девлет-Хатун позвала Сейф-аль-Мулука и сказала ему: «О царевич, поднимайся к нам и приходи с твоей красотой и прелостью». И Сейф-аль-Мулук узнал голос Девлет-Хатун и поднялся во дворец, и, когда его взор упал на Бади-аль-Джемаль, он распростёрся, покрытый беспамятством. И Девлет-Хатун брызнула на него немного розовой воды, и он очнулся от беспамятства и встал и поцеловал землю перед Бади-аль-Джемаль. И та оторопела при виде его красоты и прелести, а Девлет-Хатун сказала: «Знай, о царевна, что это Сейф-аль-Мулук, через чьи руки, по приговору Аллаха великого, пришло моё спасение. Он тот, с кем случились из-за тебя сполна все бедствия, и я хочу, чтобы ты окинула его всего взором». И Бади-аль-Джемаль сказала, рассмеявшись: «А кто верен обетам, чтобы был им верен этот юноша? У людей ведь нет любви». И Сейф-аль-Мулук воскликнул: «О царевна, отсутствия верности не будет у меня никогда, и не все твари одинаковы». И потом он заплакал перед нею и произнёс такие стихи:

«О дивно прекрасная, над грустным ты смилуйся, Печален он, изнурён, и глаз его бодрствует, Во имя тех прелестен, что лик твой собрал в себе — И бел и румян ведь он, как цвет анемона, — Не мсти наказанием разлуки больному ты, — От долгой разлуки плоть моя погибает. Желание кот моё, и в этом предел надежд, И сблизиться я хочу насколько возможно».

И потом он заплакал горьким плачем, и любовь и страсть овладели им, и он приветствовал Бади-аль-Джемаль такими стихами:

«Привет от влюблённого, что страстью порабощён, — Ведь вес благородные добры к благородным. Привет вам! Да не лишусь я вашего призрака И пусть не лишатся вас дома и покои! Ревнуя, не называю вашего имени — Влюблённый к любимому всегда ведь стремится. Не надо же прерывать к влюблённому милостей, Ведь губит его печаль, и тяжко он болен. Блестящие звезды я пасу, и боюсь я их, А ночь моя от любви продлилась чрезмерной. Терпения уже нет, и нет уже хитрости — Какие слова скажу в ответ на вопросы? Привет от Аллаха вам в минуту суровости, Привет от влюблённого – влюблённый вынослив!»

А потом, от великого волненья и страсти, он произнёс ещё такие стихи:

«Когда б к другим стремился, о владыки, я, Желанного от вас я не добился бы. О, кто красоты все присвоил, кроме вас, Так что в них стоит воскресенья день предо мной теперь? Не бывать тому, чтоб утешился я в любви моей, Ведь за вас я отдал и сердца кровь и последний вздох».

А окончив свои стихи, он горько заплакал, и Бади-альДжемаль сказала ому: «О царевич, я боюсь, что, если я обращусь к тебе полностью, я не найду у тебя любви и дружбы. В людях нередко бывает добра мало, а вероломства много, и знай, что господин наш Сулейман, сын Дауда, – мир с ними обоими! – взял Билькис по любви, а когда увидел другую женщину, лучше неё, отвернулся от неё к той другой». – «О моё око, о моя душа, – воскликнул Сейф-аль-Мулук, – не создал Аллах всех людей одинаковыми, и я, если захочет Аллах, буду верен обету и умру под твоими ногами! Ты скоро увидишь, что я сделаю, в согласии с тем, что я говорю, и Аллах за то, что я говорю, поручитель». И Бади-аль-Джемаль сказала ему: «Садись и успокойся и поклянись мне достоинством твоей веры, и дадим обет, что мы не будем друг друга обманывать. Кто обманет своего друга, тому отомстит великий Аллах!»