— Это было временной мерой. Мы пытались перегруппировать силы, искали другие возможности.
— Но даже не пытались арестовать настоящих убийц, — заметил Майло, с удивлением обнаружив, что кипит от ярости. — Возможно, мы со Швинном не сумели бы их найти. С другой стороны, мы могли бы довести расследование до конца. Теперь ответа на этот вопрос не знает никто. Потому что вы остановили нас. И не говорите мне, что вы поступили так из-за Уилли. Кто-то начал защищать богатых парней. Человек, к мнению которого вы не могли не прислушаться.
Брусард вновь повернулся к Майло.
— Так вот как ты все понял.
— Нет, пока нет. Вот почему я здесь. Кто за этим стоял? Уолт Обей? Сутенером Джейни был грязный негодяй, который называл себя ее отцом. Девочку использовали два поколения богатых мерзавцев, но кто богаче старого Уолта? Он остановил расследование, Джон? Добрый, регулярно посещающий церковь дядя Уолт встревожился, что его гнусные привычки станут известны широкой общественности?
Эбеновое лицо Брусарда оставалось неподвижным. Он отвел взгляд в сторону и оглушительно расхохотался.
— Рад, что сумел развлечь вас, Джон! — прорычал Майло, руки которого так дрожали, что он сжал их в кулаки.
— Я тебя кое-чему научу, детектив. Ты слишком многого не понимаешь. Я провел немало времени в компании богатых людей и должен сказать, что это правда. Богатые отличаются от всех остальных. Они другие. Жизненные удары всегда смягчаются, ни у кого не хватает безрассудной смелости им противоречить. Очень часто их дети становятся чудовищами. Злобными тварями. Однако исключения существуют, одним из них является мистер Обей. Он именно такой, каким кажется со стороны: религиозный, искренний, нравственный, хороший отец, верный муж. Мистер Обей разбогател благодаря упорной работе и удаче — сам он всегда упирает на удачу, поскольку отличается скромностью. Ты должен понять, что он не имеет никакого отношения к закрытию расследования. Если упомянуть в его присутствии имя Джейни Инголлс, он лишь удивленно на тебя посмотрит.
— Быть может, я сделаю такую попытку, — заявил Майло.
— Держись от него подальше.
— Это официальный приказ, шеф?
— Это разумный совет, детектив.
— Тогда кто? — спросил Майло. — Кто за этим стоял? Брусард провел пальцем по воротнику рубашки, словно ему стало душно. Под лучами яркого солнца на лбу выступил пот, кожа блестела, точно шоссе в пустыне.
— Все произошло иначе, — наконец ответил Брусард. — Никто не отдавал непосредственного приказа закрыть расследование убийства Джейни Инголлс. Директива — а она пришла с самого верха департамента — состояла в том, чтобы положить конец многолетней преступной деятельности Пирса Швинна. Швинн вышел из-под контроля, он пристрастился к амфетаминам, стал слишком рисковать. Он превратился в настоящую бомбу с часовым механизмом, и департамент решил его обезвредить.
Тебе просто достался не тот напарник. Для тебя все могло закончиться гораздо хуже. Тебя не тронули, поскольку ты был новичком и никогда не участвовал в делишках Швинна. За исключением одного эпизода, когда ты видел, как он посадил известную проститутку в патрульную машину, и ты некоторое время возил их по городу. Но я решил тебе поверить, детектив. И перевел на приличное место, а не уволил со службы с позором.
— Это и есть тот драматический момент, когда мне следует начать вас благодарить? — Майло приложил ладонь к уху. — Но где же барабанная дробь?
Брусард презрительно усмехнулся:
— Ну, если тебе нравится быть болваном, дело твое.
— Я не нуждался в ваших подачках, Джон. Когда шлюха садилась в машину, я не знал, что произойдет дальше, я думал, что она его информатор.
Брусард улыбнулся:
— Я тебе верю, детектив. У меня есть все основания полагать, что ты не стал бы развлекаться с женщиной на заднем сиденье полицейского автомобиля.
Майло покраснел.
— И не нужно возмущаться, — сказал Брусард. — Я не стану делать вид, что понимаю твои пристрастия, но меня они не тревожат. Жизнь слишком коротка для нетерпимости. И я очень хорошо знаю, что значит быть изгоем. У меня давно нет желания переделывать людей. Пусть ханжи говорят все, что им хочется — до тех пор, пока не выходят за определенные рамки.
— Вы просто образец терпимости.
— Не терпимости, а конструктивного равнодушия. Меня не интересуют твои развлечения — ты меня вообще не интересуешь. Точка — до тех пор, пока хорошо выполняешь свою работу.