Окончив среднюю школу в шестнадцать, я купил старую машину на деньги, заработанные летом, и, не обращая внимания на слезы матери и мрачные предостережения отца, покинул долину Миссури. Якобы чтобы поступить в колледж, а на самом деле мечтая попасть в полную опасностей и соблазнов Калифорнию.
Подобно змее, которая меняет кожу, я хотел чего-то нового.
Новое влекло меня, точно наркотик. Я мечтал о бессоннице и опасностях, об одиночестве и загадках, над которыми мог биться часами, о дурной компании и общении со скользкими типами. Я был счастлив, когда сердце отчаянно колотилось у меня в груди. А бушующий в крови адреналин заставлял чувствовать себя живым.
Когда жизнь становилась слишком упорядоченной и спокойной, мне казалось, что я перестаю существовать.
Если бы обстоятельства сложились иначе, я бы, наверное, занялся прыжками с парашютом или начал лазать по скалам. А может, делал бы что-нибудь и того хуже.
Много лет назад я познакомился с детективом из отдела убийств, и эта встреча изменила все.
Робин довольно долго сносила мои выкрутасы, но и ее терпение подошло к концу, и я понимал, что рано или поздно — скорее рано — должен буду принять какое-нибудь решение.
Она меня любила. Я знал, что любила. Может быть, именно поэтому она не стала ничего усложнять.
ГЛАВА 2
В Париже все идет по отработанной схеме.
Вы выходите из отеля под моросящий дождик, бесцельно бродите по улицам, пока не находите кафе около сада Тюильри, где заказываете дорогущие багеты и французский кофе, потом идете в Лувр, где даже не в сезон такие очереди, что становится тошно от одного их вида. Поэтому вы пересекаете Сену по Понт-Рояль, не обращая внимания на шум машин, который окутывает мост плотным покрывалом, разглядываете мутную воду внизу, заходите в музей Д'Орсе, где в течение нескольких часов нещадно издеваетесь над своими ногами, наслаждаясь творениями гениев. Затем углубляетесь в замызганные боковые улочки левого берега, где вас со всех сторон окружает толпа людей в черном, и мысленно смеетесь, представляя гнусавое пение аккордеона, которое легко побеждает вопли мотоциклов и вой «рено».
Это произошло днем около магазина в Сен-Жермене.
Мы с Робин зашли в крошечную тесную лавочку, где торговали всякими мужскими мелочами, а на витрине красовались кричащие галстуки и стояли сутулые манекены с глазами карманников. Дождь лил как из ведра целый день. Зонтик, который мы одолжили у консьержки в отеле, оказался слишком маленьким для двоих, и в конце концов мы изрядно вымокли. Казалось, Робин все равно. Прозрачные капли, словно изысканные украшения, усыпали ее волосы, щеки горели ярким румянцем.
С тех пор как мы сели в самолет, она была какой-то особенно тихой, проспала почти весь полет и отказалась от обеда. Утром мы проснулись довольно поздно и почти не разговаривали. Пока шли через мост, Робин казалась далекой — смотрела куда-то в пространство, держала меня за руку, потом выпускала ее, снова хватала и крепко сжимала, словно пытаясь исправить ошибку. Я решил, что она еще не пришла в себя после перелета.
Гуляя по Сен-Жермен, мы прошли мимо частной школы, из которой на улицу высыпали симпатичные, весело болтающие подростки, потом миновали книжный магазин, куда я хотел зайти и посмотреть, что там есть интересного, однако Робин затащила меня в магазин одежды.
— Здесь хороший шелк, Алекс, — сказала она. — Пора купить тебе что-нибудь новое.
В лавочке продавали мужскую одежду, но пахло там, как в парикмахерской. Продавщица, тощая девица с высокой прической цвета баклажана, так старалась нам угодить, что я понял — ее недавно взяли на работу. Робин довольно долго бродила по магазину, пока не выбрала для меня ярко-голубую рубашку и экстравагантный красно-золотистый галстук грубой вязки. Когда я кивнул, она попросила девушку завернуть покупки. Лиловая Прическа умчалась в заднюю комнату и привела с собой полную женщину лет шестидесяти; та оглядела меня с головы до ног, забрала рубашку, но уже через несколько минут вернулась, размахивая пышущим жаром утюгом, который держала в одной руке, в другой у нее была только что отглаженная рубашка на вешалке и в пластиковом пакете.
— Кстати, об обслуживании, — сказал я, когда мы вышли на улицу. — Ты есть хочешь?
— Пока нет.
— Ты же почти не притронулась к завтраку. Робин пожала плечами.
Пожилая женщина вышла вслед за нами и остановилась на пороге, с сомнением поглядывая на небо. Потом она посмотрела на свои часы, и тут раздался раскат грома. Наградив нас довольной улыбкой, женщина скрылась в магазине.