Как он это узнал? Как вообще такое можно узнать?..
– Стоит? Ха! Я так и думал! – Он подпрыгнул от восторга. – А где твои замечательные родители? Пошли в буфет купить тебе горячего шоколада? Мне жаль, но он здесь не очень хорош.
Почему она едва не плачет? Из-за недостатка сна? От упоминания о горячем шоколаде? От воспоминания о булочках в старинной семейной квартире?
– Но, дорогая моя, почему ты такая печальная? Из-за плохого горячего шоколада? Нет, теперь я понял. Ты здесь без родителей. Ты совсем одна. А где же они?
– Моя мама умерла.
Лицо незнакомца омрачилось.
– О, бедная моя девочка. Какой же я бестактный. Меня надо побить палкой. Мне следовало бы сообразить, что у тебя могла быть и более печальная причина для этого путешествия. Да ты вся дрожишь! Пожалуйста, возьми мое одеяло. Оно немного пахнет заправкой для салата, потому что у меня сегодня было неприятное происшествие с багетом. Со временем ты узнаешь, почему оно такое засаленное и почему на нем изображены арбузы.
Рейчел вздрогнула от холода и взяла довольно грязное старое одеяло, которым был обмотан футляр от скрипки.
– А твой отец? Где он?
– В тюрьме. Его забрали солдаты.
– О, дорогая Изабелла! Но в наши дни это слишком обычная история. Он им сопротивлялся? Нет? Тогда он, наверное, поступил мудро. С государственной полицией Чарльза Мальстайна не шутят. Во времена императора, если полицейские приходили тебя арестовывать, то они делали это с вежливой улыбкой и преподносили тебе букет цветов или коробку шоколадных сердечек. А вот в наши дни у полиции нет ни оснований для ареста, ни манер. И шоколадных сердечек тоже нет.
Рейчел посмотрела на него. На его изрядно поношенный костюм. На его смешные усики. Незнакомец заговорил снова:
– Могу ли я спросить, зачем ты летишь в Порт-Клемент?
– Там мой брат. Я должна его найти.
– У него там все хорошо?
– Не знаю.
– Ты не получала от него вестей? А ты знаешь, где он живет? У тебя даже нет номера его телефона? Тогда как же ты его отыщешь? Ну, не плачь. Я всего лишь спросил. Конечно, ты его найдешь, пусть даже в Порт-Клементе живет семнадцать миллионов человек, а брат не знает, что ты скоро там будешь. Почему ты снова плачешь? Ну вот, я попытался тебя развеселить, а стало только хуже! Моя проблема в том, Изабелла, что я говорю быстрее, чем думаю. Моя мама, чудесная женщина, часто ругала меня за этот недостаток. Прости.
Рейчел вытерла глаза и сказала, что прощает. Потом посмотрела наружу, в темноту. Бесконечную и непознаваемую. Словно почувствовав, о чем она думает, человечек встал рядом с ней у перил и сказал негромко:
– Дорогая, послушай меня внимательно. Брат тебя найдет – или ты найдешь его. Обещаю.
– Откуда вы знаете?
– Потому что он услышит, как бьется твое сердце.
На миг их глаза встретились. Рейчел ощутила в сердце проблеск надежды.
И тут человечек хлопнул ее по спине:
– Как насчет чашечки отвратительного какао?
2. Йозеф Центурион
Они подошли к жалкому буфету в противоположном углу палубы «Пегаса». Женщина с длинными серьгами налила жидковатый темный напиток в пластиковые чашки. Человечек заплатил за двоих и протянул Рейчел ее чашку.
– Боюсь, оно на вкус как дохлая моль, – прошептал он и оказался прав. Но питье было теплым, спасибо хотя бы на этом.
Они сидели на огромной нижней палубе воздушного корабля. Человечек закутал девочку в одеяло. Оно действительно пахло салатной заправкой, с намеком на маринованные огурчики. Руки девочки сжимали теплую чашку, как друга. Полет над океаном до Порт-Клемента был очень долгим. Ей не хотелось оставаться одной. Да, этот маленький человек был странным, одет как нищий клоун, от него пахло чем-то неприятным – то ли уксусом, то ли землей. Но у него была такая добрая улыбка. И еще ей хотелось узнать, почему у него такая странная шляпа.
Пока что Рейчел не открыла ему ни свое настоящее имя, ни свой секрет – настоящую причину, почему она летит в Порт-Клемент на поиски брата Роберта. «Дом иллюстраций Мейера». Листок бумаги, спрятанный в левом носке. Это была тайна, которую она не расскажет незнакомцу, каким бы добрым тот ни был. Потому что это вопрос жизни и смерти.
– Как вас зовут? – спросила она.
Мужчина улыбнулся.
– Наконец-то поинтересовалась! Я тут выжимаю из тебя информацию, как из лимона, но ничего не рассказал о себе. Меня зовут Йозеф Центурион. Произносится не «Джозеф», а «Йозеф», как в слове «йогурт». А фамилию «Центурион» надо произносить тихо, чтобы никто – например, сборщик налогов или продавец шампуней – не подслушал. Никогда нельзя что-либо рассказывать продавцу шампуней.