– Не знаю.
– Проверим, что ведаешь ты о нашей речи. Каким буквам сообразны звуки горловые, а каким – произносимые губами и языком?
– Не знаю.
– Есть ли буквы, что звучат различно, зависимо от слова?
– Не знаю.
– Испытаем твое соображенье в логике. Вода точила камень и знак оставила на нем, и как найдешь его средь прочих множества камней?
– Не знаю.
– Интересно, кумекаешь ли в арифметике. Что больше: одна треть, две шестых иль три девятых?
– Не знаю.
– Сейчас увидим, смыслишь ли в составлении календаря. Скажи, дружище, что говорили наши мудрецы, мир праху их, о прибавлении дня к месяцу, и какой месяц следует увеличить, и зависит ли сие от времени захода солнца, и еще скажи…
– Довольно! Умничаешь шибко! Выражения твои нечеловеческие и потому невнятные и непонятные, и нет их в книгах, и ты сам их выдумал! – взорвался Эйнан.
– Отговорки! Я спрашивал тебя из книг, и понимающий поймет. Ты давеча похвалялся, что одолел половину всякой премудрости, а на деле ни половину, ни половину половины, ни половину половины половины, и так далее, не знаешь! Способный на большие дела не бахвалится, а истинно благородный не кичится, – констатировал Забара.
– Всякий, кто сказал “не знаю”, уже поэтому мудрец наполовину! – парировал Эйнан.
– По правилу сему ты мудрец бесспорный!
– Мне открылись две глубочайшие тайны, – заявил Эйнан.
– Какие же?
– Первая: молчанье – золото. Вторая: развязанный язык – худшее из зол.
– Твои ответы в духе этих тайн и тайны стерегут, – заметил Забара.
– Признаюсь, из всех наук учил я только медицину, она доля моя и судьба.
– Поглядим, каков ты дока в ней, – сказал Забара, – ответь, какие недуги пожалованы господом, а какие есть происки дьявола?
– Не знаю.
– Какая жажда сильней – от огня в желудке или от пожара в печени?
– Не знаю.
– Из каких сосудов кровь выпускают, чтоб больному помочь?
– Не знаю.
– Если прозрачный слой мочи опустится на дно стеклянной посудины, то хороший ли это знак больному, и если упомянутый слой всплывет наверх, то сулит ли это беду?
– Не знаю.
– Почему у старых людей зубы шатаются?
– Не знаю.
– Как называется камень, который глядящему на него в упор глазу кажется белым, и взгляду слева представляется красным, и взору справа видится зеленым, и отливает чернотой, ежели уставиться на него сверху?
– Не знаю.
– Как называется смола, потребная для скатывания целебных пилюль, которые, тая под языком, враз четыре вкуса источают: горький, сладкий, соленый и кислый?
– Не знаю.
– Как глаз человеческий устроен?
– Не знаю.
– Почему семимесячный недоносок выживает, а родившийся в восемь месяцев не жилец, хоть он и ближе к естественному сроку?
– Не знаю.
– Почему божественная сила творца иной раз зачинает в материнском чреве двойню, а то и троих, а, случается, и четверня родится?
– Не знаю.
Тут иссякло терпение Иосифа ибн Забары, врача барселонского. Честный и бескорыстный лекарь, он потрясен был невежеством навязавшегося друга, и гневной отповедью оглушил самозванца.
– О, Эйнан, скудоумный! – начал Забара, – ты и толики малой не смыслишь в деле врачебном. Хвастун, ветрогон и пустельга! Несчастен больной на исцелении у неуча. Коновалы, тебе подобные, глядят на недужного и не знают, что спросить и где пощупать. Торгуют ложными снадобьями, сулят исцеление обреченным, стращают немочью цветущих – и все корысти ради. Тем временем хворые страстотерпцы принимают муки великие, покрываются коростами и чирьями, слепнут и глохнут, истекают кровью, горят в лихорадке, корчатся в судорогах и, лишенные вспоможения, вожделеют спасительной могилы. О сребролюбивых и невежественных лекарях сказал поэт:
“Врач жадною рукою
Все вытянет гроши.
Честнее смерть с клюкою:
На что ей барыши!?”
11. Жуткое прозрение
Кто такие Иосиф ибн Забара и Эйнан? Первый – иудей и лекарь из Барселоны. Второй – его единоверец и собрат по ремеслу. Наспех подружившись – а что сделано наспех, то редко бывает хорошо – Забара и Эйнан отправились в дальние края искать признание и славу. Прежде чем путешественники достигли цели странствия, они добрели до города, где жил Эйнан, и в доме его сделали привал. Скупость угощения весьма насторожила Иосифа, и сердце его укололи пробудившиеся от дремы сомнения в чистоте помыслов новоявленного друга. И разгорелась меж Забарой и Эйном перебранка, и подступила ссора.