– Доколе будешь дерзить мне, уязвлять меня и хлестать чувства мои плетью языка твоего? – мученически вопросил Эйнан, – ум твой глубок, а пропасть брюха много глубже! Мудрый Соломон говорил, коли алчна до пищи душа, так приставь нож к глотке!
– Довольно языком молоть! – ответил Забара, – неужто и впрямь вообразил, будто давешнее жалкое угощение здоровый желудок наполнит?
– Здоровый желудок твой с ненасытной пиявкой сравню.
– Говорю тебе, хватит воду толочь! Скажи-ка лучше, отчего я не слыхал вечером рева осла моего? Может стена рухнула и придавила беднягу? – спросил Забара.
– Сытой скотине нет причины реветь!
– Удивительный дом! Гостю куска пожалели, а осла его уважили!
– Не веришь? Сейчас убедишься!
Эйнан позвал раба, на которого была возложена забота о четвероногом.
– Скажи, любезный, ведь правда, ты напоил осла и вдоволь задал ему сена и овса? – обратился Эйнан к рабу.
– Господин мой, я напоил осла и вдоволь задал ему сена и овса, – ответил раб.
– Насытившись чрезмерно, осел молчал, не имея сил реветь. Так дело было?
– Верно, господин. Насытившись чрезмерно, осел молчал, не имея сил реветь.
– Не иначе, аппетит осла подобен аппетиту его владельца, – обратился Эйнан к Иосифу, – оба все подметут и ничего не оставят, один в яслях, другой на столе.
– Я все до крошки съел по праву твоего радушия и по причине величайшей щедрости твоей!
– Как? Вновь насмехаешься?
– Шучу я!
– Не шутка это, а уязвление! Объел весь дом, меня самого смолотил бы железными своими челюстями! – вскричал Эйнан.
– Я с детства в отчем доме привык есть досыта, и отец учил меня оставлять чистыми стол и тарелку.
– Кто твой отец?
– Врач отменный и умнейший человек.
– Свидетельство его ума – воспитанная в тебе страсть к угождению чреву, – саркастически заключил Эйнан.
Любезную ночную беседу остановила ворвавшаяся мгла. Свеча погасла. Эйнан принялся звать на помощь раба, но тщетно. Тогда хозяин заявил гостю, дескать, жаль будить труженика, пусть себе спит и видит сны. Так и просидели оба в темноте, покуда утренний луч не пролез сквозь щели в ставнях.
– Буди раба, пора тесто замешивать. Напомни, чтоб закваску не забыл! – воскликнул Забара.
– У тебя еще вчерашнее бычье мясо меж зубов, а уж снова еда на уме! – упрекнул Эйнан, – ведь сказал мудрец, кто к пище добавляет пищу, тот утробу губит!
– Склоняю голову пред смышленостью твоей и пред зоркостью мудреца, да только вчерашняя трапеза давно переварилась, словно корова языком слизала.
– Обжорство твое вознаградится поносом, да таким славным, что до отхожего места добежать не успеешь! – пообещал Эйнан.
– С поносом вредные остатки из тела выходят, и оно оздоровляется, – возразил Иосиф, не убоявшись злорадного пророчества.
Пока поспевало тесто, Забара, чтоб скоротать голодное время, направился в хлев порадоваться довольству осла. Безобразное зрелище ослепило глаза. Порожние ясли, сухая бадья, и несчастное животное задыхается, ибо гнусный раб напихал ему в пасть ветоши, чтоб не слышать голоса голодной скотины. Забара бросился на выручку верному товарищу и освободил страдальцу глотку. Неблагодарный осел куснул своего спасителя, да еще и лягнуть пытался. Забара в гневе схватил палку и оставил ею след на серой шкуре. Тут, наконец, раздался долгожданный рев.
– Зачем ударил меня? – взвыл осел.
– Ты говорить умеешь? – изумился и еще более испугался ошалевший Забара.
– Не в том дело, может ли скотина говорить, а в том, может ли она страдать! – глубокомысленно изрек осел, – бог отверз мои уста. Я происхожу из рода говорящей ослицы Билама! Неужто палку заслужил?
– Да как же не бить тебя, коли ты кусаешься? – преодолевая ужас, спросил Забара.
– Пока вы с Эйнаном, с негодяем этим, объедались бычьим мясом, я терзался жаждой и голодом, и пасть мою разрывала мерзкая ветошь.
– Я не Билам-ясновидец, откуда мне было знать о муках твоих, коли подлый раб божился, что ты сыт и в довольстве отдыхаешь?
Потомок говорящей ослицы не нашел возражений и смолк. Иосиф же стал размышлять о пророке Биламе, о коем в святых книгах сказано, что сам бог послал его благословить израильтян и победу им предсказать. Выйдя из задумчивости, Забара обратился к проклятому рабу.
– Почему, жалкий раб, ты издевался над моею животиной?
– Клянусь, я накормил и напоил ее! – прозвучал дерзкий ответ.
– Обманщик! Зачем заткнул ей пасть?
– Чтоб криков не слыхать. У осла лишь злое на уме. Боюсь его: еще лягнет или укусит!