А вдруг она ошибается?
Но это не означает, что внутри у него действительно находится теннисный мячик, питающийся его болью, как вампир.
Нет никаких вампиров, и бога страданий тоже нет… но когда ветер снаружи завывает так сильно, и огромный дом дрожит, это не кажется таким уж невероятным.
Тоня вернулась с метлой, выглядевшей так, словно ею почти не пользовались; девственно-чистая ярко-голубая щетка и ручка из крашеного дерева длиной около полутора метров. Тоня смотрела на нее с некоторым сомнением.
– Это именно то, что вам нужно?
– Думаю, сгодится, – сказал Райдаут, как показалось Кэт, без особой уверенности. Ей вдруг пришло в голову, что Ньюсом не единственный человек в этой комнате, который допускает ошибки. – Только лучше передайте ее нашей скептически настроенной сиделке. Не в обиду, миссис Марсден, просто у молодых реакция получше.
Тоня безо всяких обид и с явным облегчением передала метлу Мелиссе, а та протянула ее Кэт.
– И что мне с ней сделать? – спросила Кэт. – Полетать?
Райдаут улыбнулся, продемонстрировав пеньки зубов:
– Сами поймете, когда настанет время ею воспользоваться. Вам же приходилось выгонять из комнаты енота или крысу? Только помните: сначала действуйте щетиной, и только потом черенком.
– Смею предположить, что я должна укокошить это. А потом вы поместите его в свою специальную бутылку.
– Верно.
– И поставите на полку в ряд с остальными богами, которых вы уничтожили.
Он улыбнулся одними губами:
– Передайте, пожалуйста, баллончик мистеру Дженсену.
Кэт послушалась.
– А что буду делать я? – поинтересовалась Мелисса.
– Смотреть. И молиться, если умеете. За меня и мистера Ньюсома. Чтобы мое сердце выдержало.
Кэт, не раз видевшая, как изображают сердечные приступы, промолчала. Она просто отошла от кровати, держа метлу обеими руками. Райдаут, скривившись, присел на кровать к Ньюсому; его колени заскрипели, как несмазанная телега.
– Мистер Дженсен.
– Да?
– Времени у вас будет достаточно. Его на некоторое время парализует. Но действуйте быстро. Так, как вы действовали на футбольном поле, хорошо?
– Вы хотите, чтобы я прыснул в него мейсом[3], сэр?
Райдаут снова коротко улыбнулся, только теперь у него на лбу так же, как и у его клиента, выступили капельки пота.
– Это не мейс. У нас он запрещен, но все равно мысль хорошая. А теперь я попрошу тишины.
– Погодите минутку, – Кэт прислонила метлу к кровати и ощупала сначала левую, потом правую руку Райдаута. Под хлопковой тканью ничего, кроме костлявой плоти, не было.
– В рукаве я ничего не прятал, мисс Кэт, клянусь.
– Быстрей, – сказал Ньюсом. – Мне плохо. Мне всегда плохо, но сегодня из-за грозы особенно.
– Замолчите, – скомандовал Райдаут. – Замолчите все.
Наступила тишина. Райдаут закрыл глаза. Его губы беззвучно шевелились. Секундная стрелка на часах Кэт протикала двадцать раз, потом еще тридцать. У нее вспотели руки. Она вытерла их о кофту и снова сжала метлу. Мы выглядим так, будто собрались у смертного одра, подумала она.
На улице ветер завывал в водосточных трубах.
– Во имя Господа нашего Иисуса Христа, – Райдаут открыл глаза и наклонился к самому лицу Ньюсома. – Господи, в этого человека вселилось зло. Демон, который питается его плотью и костями. Помоги мне изгнать его, как изгнал сын твой демонов из бесноватых в стране Гадаринской. Помоги мне заговорить с маленьким зеленым богом страданий, живущим в Эндрю Ньюсоме, твоим повелевающим голосом.
Он наклонился еще ниже и сомкнул опухшие от артрита пальцы на горле Ньюсома, как будто собрался его задушить. Потом он сунул два пальца другой руки миллиардеру в рот. Согнув их, он заставил Ньюсома раскрыть рот шире.
– Выходи, – сказал Райдаут. Хотя голос и стал повелевающим, тон остался мягким, почти шелковым. И даже льстивым. Руки и спина Кэт покрылись мурашками. – Именем Иисуса, выходи. Именем всех святых и мучеников, выходи. Именем Господа нашего, который позволил тебе войти, а теперь повелевает выйти. Выходи на свет. Оставь свою добычу и выйди.