Графиня сидела во время этого оскорбительного выступления с непроницаемым лицом, а потом подала парикмахеру какой-то знак, махнув своим кружевным платочком, и все оставшееся время священная история читалась без всяких примечаний. После обеда доктор Леви тоже отправился стричься на кухню, к маленькому чтецу исторических сочинений, который по просьбе доктора во время стрижки всегда пел песню «Нас десять из четвертого полка», тот уже ждал этого момента и немедленно запел:
7
«Переезд в Дюссельдорф не рекомендуется», – писали газеты, и, когда Фэн вспоминала об этих временах и рассказывала о них, она всегда говорила, что все это можно было сравнить с крушением корабля: палуба накренилась, земля уходит из-под ног, через борт хлещет вода, все хватаются за что придется, не понимая, где находятся, и все это одновременно, в один миг, ничего не происходит постепенно, по порядку, чтобы можно было по порядку об этом рассказывать, – сначала то, потом се, нет, все сразу, без разделения на сегодня и завтра, просто каждый день – гибель всего, каждый день теряются все прежние ориентиры, словно какая-то сила поменяла местами север, юг, восток и запад, но никто об этом и понятия не имел, не помогали никакие компасы старого порядка, потому что было похоже, что Северный и Южный полюсы тоже находились теперь в другом месте.
Дюссельдорф был в то время, наверное, самым многонациональным городом Европы, и он же был городом, где располагался самый большой гарнизон Европы. Французы, бельгийцы, англичане осаждали город, они делили его на части, устанавливали границы, укрепляли их с помощью колючей проволоки, земляных валов, пограничных столбов, шлагбаумов, сторожевых постов, вывешивали над своей территорией национальные флаги, вводили паспорта, визы и пропуска, штампы и условные значки, устанавливали различные заграждения и придумывали каждый день новые правила, чтобы поддержать порядок, которого больше не было в этом городе, рассеченном национальными границами. В южных районах правили англичане, в западной части, на левом берегу Рейна, – бельгийцы, которым принадлежали и оба моста через Рейн, все остальное каким-то образом отошло к французам, но ненадолго, а потом французы, бельгийцы и англичане заняли все вместе центр города, образовали новую общую оккупационную зону, и здесь воцарились свои, особые юридические нормы и особое чрезвычайное положение, во всех приказах они настоятельно подчеркивали разницу между новой и старой зоной, и теперь для каждого горожанина было жизненно важно, какая улица к какой зоне относится. К тому же восточные районы граничили теперь с Германией, ибо Германия отныне была для Дюссельдорфа заграницей, а Дюссельдорф не входил больше в состав Германии, пассажирские поезда, направлявшиеся в Берлин, Гамбург, Мюнхен, часами простаивали на маленьких пригородных вокзалах в ожидании проверки паспортов и таможенного контроля франко-немецкой патрульной службы: «Чем вы занимаетесь в Германии? С какой целью вы едете в Дюссельдорф?» – ведь чужая страна не своя страна, а порядок есть порядок.
Заграница образовалась и в самом Дюссельдорфе, потому что в каждой из зон царила своя жизнь. Англичане ввели в старой зоне английское время, и поэтому, попав в Бенрат, надо было переводить стрелки на час назад. Они любили говорить о демократии, питали пристрастие к солидным пропускам, на которых от штампов живого места не было и которые надо было выправлять в ратуше Бенрата, и получить их можно было только в том случае, если ты доходчиво и по возможности на английском языке объяснишь, что тебе необходимо попасть на похороны твоей тетки, ибо даже для самого короткого пребывания в этой Новой Англии нужен был серьезный повод, и ни в коем случае нельзя было говорить, что ты хочешь прогуляться по дворцовому парку, так как во дворце сидели англичане и с восхищением разглядывали лионский шелковый штоф на стенах.
Бельгийцы на левом берегу Рейна повышенное внимание уделяли культуре и первым делом ввели свою систему школьного образования. Они настаивали на том, чтобы все учителя местных школ жили в их зоне, потому что воспитание должно быть единым. А поскольку они вообще старались сбить всех своих овечек в одно стадо, те жителям, которые имели хоть какое-то отношение к этой новоявленной Бельгии, приходилось переселяться с правого берега на левый. Зато постовые на мостах через Рейн были гораздо добродушнее, чем у французов и англичан, и, если ты хоть чуть-чуть болтал по-французски, они пропуск особо не рассматривали и кивали «Проходи».