Некоторое время Бест наблюдал за мной, продолжая таинственно улыбаться. В его серых глазах, холодных, как сталь, я видела что-то... Интерес?
-- Ты всегда можешь просить меня о помощи, Мари, -- ответил Бест после непродолжительного молчания. -- И я всегда помогу тебе. Я очень рад, что увидел тебя сегодня.
Я успела заметить неподдельное удивление Вебера и ненависть на бледном лице Антона. Мой отец наблюдал за Бестом с недовольством, едва ли меньшим, чем недовольство Крэйна. Я знаю, что папа был благодарен Бесту за помощь мне, но ему явно не нравился тон, с которым мародёр разговаривал со мной.
-- Я, конечно, благодарен Вам за помощь моей дочери, -- раздраженно сказал отец, встревая в разговор и обращаясь к Бесту. -- И за Ваше, кхм, столь невероятно доброе отношение к ней. Однако у нас очень важное дело, и мы не можем терять времени. Скажите, какова цена за цистамин?
-- Не тебе её платить, Орлов, -- отозвался Бест. Он говорил спокойно, но в его голосе звенела сталь. -- Мне нужна твоя дочь.
Крэйн побледнел от ярости, услышав это. Отец же сразу встрепенулся, сделав шаг вперёд. Признаться, даже я ощутила укол страха при этих словах Беста. Но мои опасения имели бы вес, если бы я не была столь уверена в покровительстве мародёра. Я знаю, чего хотел Бест -- он хотел, чтобы я ему доверяла. И я доверяла. Иначе как бы ему удалось помочь мне тогда, возле Тверского?
-- Если ты попытаешься хоть пальцем тронуть мою дочь, обещаю, что я убью тебя, -- прошипел папа, не обращая внимания на телохранителей Беста, в одно мгновение устремивших на нас дула своих автоматов.
Я взяла отца за руку, стараясь его успокоить.
-- Папа, всё нормально, -- быстро прошептала я, глядя по сторонам. -- Всё в порядке. Не волнуйся.
Отец с явным усилием заставил себя успокоиться и вернулся на место рядом со мной. Поджав губы, он смотрел куда-то в сторону. Я бросила взгляд на Антона, замершего на месте с отчужденно-хладнокровным видом. Его взгляд, обращенный на Беста, горел неистовой ненавистью.
В свою очередь Бест, не умаляя циничной насмешки, смотрел на Крэйна. Это безмолвная битва взглядов длилась ровно до тех пор, пока Бест не щелкнул пальцами и черноволосый юноша, что встретил нас, не ушёл в дальний конец зала. Юноша снова возник возле мародёра уже через минуту, в руках он держал пузырёк с белым порошком внутри. Вложив пузырек Бесту в ладонь, парень удалился.
-- Мари, -- прошептал мародёр, взглянув на меня. -- Подойди ко мне.
-- Маша, даже не смей, -- повернувшись ко мне, резко запротестовал отец,.
Бест смотрел на меня, по-прежнему держа в руках пузырёк с цистамином. В эти секунды я отчётливо понимала, что у меня нет выхода -- либо моя нерешительность, либо весь мир.
Что я делаю? Что я сейчас делаю?! Нет-нет, я делаю всё правильно.
Я знала, что Бест ничего не сделает мне. Я была уверена в этом. Да и в любом случае, у меня нет выбора.
Бест поднялся с кресла. На нём была прочная броня из кожи, его грудь была перетянута ремнями, тяжёлый плащ покачивался возле высоких ботинок с ребристой подошвой.
Он ждал меня.
-- Маша... -- беря меня за руку, прошептал отец. -- Не делай этого...
-- Всё будет хорошо, -- пообещала я папе, глядя ему в глаза. -- Я знаю, что делаю. Пожалуйста, папа, доверься мне.
Я не смотрела на Крэйна, мне очень хотелось, но... я не могла. Я боялась увидеть его взгляд. Не дожидаясь ответа от отца, я прошла вперёд. Каждый мой шаг, казалось, длился целую вечность. И какую же цену Бест хочет попросить у меня за цистамин?
Я подошла к мародёру на расстояние вытянутой руки и остановилась.
-- Дай мне руку, -- сказал он мне.
"Так уже было", -- подумала я, поднимая руку и снова вспоминая наше первую встречу. Поддерживая мою ладонь, Бест положил в неё колбочку с цистамином. Я ещё не успела осознать, что происходит, когда он с силой притянул меня к себе, схватил за подбородок и поцеловал в лоб. Это был властный и одновременно нежный поцелуй. Совершенно целомудренный, но всё же какой-то уж слишком личный.
Я всё никак не могла опомниться от ошеломления. Румянец мгновенно разлился по моим щекам, а воздух застрял где-то в лёгких.
Через секунду мародёр отпустил моё лицо, но он все ещё был слишком близко от меня и все ещё крепко сжимал мою продрогшую ладонь в своей руке. Его серые глаза блестели, а лицо, изуродованное ожогом, казалось зловещим из-за тени от капюшона.