Уложив вещи в багажник, садимся в машину.
Дима говорит что-то неважное, про особенности питерского уличного движения, но потом тоже замолкает, уловив что-то в тишине.
Под рукой у меня округлая плотность плеча, очень близко неотрывные глаза и губы: все же отрываясь, я смотрю в окно на движущиеся улицы и мостовые, и понимаю, что скоро останусь с ними наедине. Отчаянная резкость деталей. Говорить я не могу, поперхнувшись чем-то чужим в гортани.
Но все-таки, уже на подъезде к вокзалу, я шепчу ей на ухо:
“Яна, это все очень серьезно для меня”, сам понимая глупость и неуместность этой фразы сейчас, в окончательной машине.
Порывистый поцелуй, жалобные глаза:“I love you, Mishka”, конечно, ну что еще можно сказать.
У вокзала Дима прощается со всеми, приглашает меня в гости (я отвечаю сдавленным бормотанием) и уезжает.
Заплеванный темный пол вокзала и практические заботы, приводящие меня в чувство: испещренный зелеными полосками электронный щит расписания: номер платформы – длинный серый асфальт – и провал между перроном и тамбуром, длиной в две тысячи километров.
Общий вагон (не было денег), мы успеваем занять две верхние полки. Вагон не такой ужасный, как я боялся, вспоминая прежнее, но я все же оглядываюсь вокруг, ища опасные лица.
По проходу идут солдаты, с серыми скатками шинелей (почему-то, несмотря на августовское лето), я смотрю на них: простые деревенские ребята, немножко замученные конечно, но без следов дембельского озверения на лицах. Они останавливаются возле нашего отсека. Ожившим армейским чутьем я нахожу среди них самого главного (которым оказывается вовсе не тот, кто с лычками младшего сержанта), и говорю ему:
«Пацаны, у меня просьба. Присмотрите за девчонками в пути, чтобы никто не обидел, по-братски прошу»
Наверное, голос у меня странный, слишком серьезный и ломкий, и он смотрит на меня внимательно, такой краснощекий парнишка:
«Да не вопрос, не волнуйся, все будет нормально»
«Спасибо. Я на вас надеюсь»
Уложив вещи, мы выходим на перрон. И опять губы-глаза. Кажется, мы что-то говорим, какое-то:
“I will get that French visa soon, so – maybe in Italy?”[40]
“Yes, Mishka…” Что странное в этом “yes”, и я принимаю его за «да», потому что очень хочется.
Мы стоим, замерев, но выходит худощавый проводник в синем кителе и говорит:
«…………………………………………… Провожающим просьба выйти из вагона».
Яна отступает назад, в глубину тамбура, я иду вдоль вагона, крутя головой в поисках, вот оно, нужное окно, в пыльных потеках, за ним лицо и прижатые к стеклу ладони.
Улыбающееся лицо, но какая-то в нем странность. Что это?
Что-то произошло, а, это окно дернулось и поплыло в сторону.
Шаг. Потом еще, догнать окно. Шаг, шаг, шаг, шаг, потом окно становится слишком быстрым, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, шаг, я уже бегу и стучу подошвами об асфальт, чак, чак, чак, чак, я ловлю глазами взгляд за стеклом, окно ускоряется, но я пока успеваю, похоже на сценку из дурного фильма, думаю я все-таки, но это последняя ненастоящая мысль, скоро я знаю только, что надо поспеть за окном, но оно становится все быстрее, а шаги длиннее, чак-аааа-чак, чак-аааа-чак, протяжные хлопы подошв, окно убегает, пыльная стеклянная преграда, разделившая нас навсегда граница, за ней лицо, все еще улыбающееся, но что же все-таки в нем такого странного? в прыжке я выбрасываю ладонь и пытаюсь прижать ее к стеклу, но оно слишком быстрое и выскальзывает из-под мазнувших пальцев, нет, уже не догнать, последний отчаянный прыжок, и, не добежав до края платформы, я останавливаюсь, сгибаюсь к серому асфальту, опираюсь ладонями о колени, пытаюсь отдышаться и долго кашляю. Потом поворачиваю назад и медленно иду к далекому темному зданию вокзала, и форменный носильщик с бляхой оборачивается на меня, тяжело дышащего.
На вокзале я пытаюсь найти выход, как же так, еще утром я с легкостью выходил (мы с легкостью выходили) где-то здесь, и тыкаюсь бессмысленно во все проходы и залы вокзала, попадая все время в одно и то же заколдованное место – что же это такое?
Я спрашиваю черноволосую девушку с ребенком:
«Из-ви-ни-те, где здесь выход на-у-ли-цу?»
Она смотрит на меня с испугом и начинает объяснять, потом сама путается и говорит:
«Спросите у кого-нибудь еще» и спасается, а я продолжаю слепо тыкаться во все коридоры, пока не попадаю наконец на нужную лестницу, и не выхожу на улицу.
Привокзальные киоски «пиво-водка-сигареты».
Падающий с неба дождь начинает медленно сочиться сквозь мои волосы.
Петербург, Москва, Краков, Германия
Падающий с неба холодный дождь начинает медленно сочиться сквозь мои волосы.
Привокзальная площадь качается и почему-то никак не обойти толкающие локти, какой-то сплошной противоток, люди, тележки, столики, киоски, смазанное взглядом разноцветье упаковок, матовый блеск мокрой жести, асфальт, лужа, всплывший газетный лист, влажная кожа куртки, наверное дождь уже давно а я и не заметил, какие все же отвратительные кепки, в Москву надо ехать, не боящиеся дождя цыганята, прилипший к пестрым книжным обложкам пластик, прозрачная вода в его опухших впадинках, наверное, полагается выпить.
С напряжением разобравшись в бутылочном строю за стеклом киоска, я покупаю пива, перехожу через проспект и иду куда-то наискосок, запрокинув голову в первом глотке, холодном и пузыристом; потом еще глоток, и еще. Дождь усиливается, прохожие прячутся в подворотнях, в парадных, в магазинах, оставшиеся обрастают воротниками и пакетами на головах; вода течет по шее, расчерчивает холодным ключицу, мне холодно, мне легче. Машины мокро шуршат шинами, шины-шины-шины, повторяю я; усталые, терпеливые лица, согнутые под тяжестью дождя спины, ни одной улыбки…
слепые шаги
не хочу не хочу не хочу я еще живой
и тихо, почему-то по-французски, я шепчу:
“Je suis encore vivant…”[41],
потом громче, еще громче, еще
(медленно, в такт шагам)
во весь голос – пусть смотрят:
“Je suis encore vivant!”
Ресницы слипаются от воды, ползучие струйки на стеклах очков, витринные краски дрожат среди капель.
Я спускаюсь в бледный свет подвальной лавки, покупаю еще пива и выхожу на серый проспект.
От: Misha Charaev<tralala@yandex.ru>
4 августа 2002 года
Кому: <jana…..@yahoo.com>
Тема:Sunny Jana
Ahoj, slnieĉko!
Yes, it was sunny in Piter next day, hope so it was in Riga and you hitched all the way home easily and happily (I know, road is the best medicine for sorrows).
You know, on a way back from that platform, I couldn’t find the exit from the station for about twenty minutes, I was asking the people around and they all were looking at me somehow strange; one girl tried to help, but she was also lost in them dirty stairways.
When I finally got out, I decided to go back to Yann`s walking, bought me a small bottle of beer and suddenly got overcharmingly drunk. It was raining…
(Да, как ты и говорила, на следующий день в Питере было солнечно, надеюсь, что в Риге тоже, и твоя дорога домой была легкой и радостной (я знаю, дорога – лучшее лекарство от печалей).