Голубой свет экрана омывает величественный профиль. Четкий абрис щеки, тщательная прическа, картинный изгиб шеи. Жоэль.
глаза отрываются от экрана и удивленно смотрят на меня. Брови ползут вверх.
“Mais, ècoute – ils sont partis à Portugal, Garick et Maie! Est-ce que tu as téléphoné d`abord, avant que arriver comme ça?"[78]
. . .
... очень хотелось повидать друзей, поговорить, отдохнуть пару дней, и чтобы камин с горящими можжевеловыми дровами, пахнущими так вкусно; и еще залезть на гору, которая, знаю – вон там в темноте и называется Pic St.Loup – Святоволкова
сквозь разочарование и унижение:
“Enquêtez pas, Joelle. Je vais dormir quelque part ici et domain matin je partirai, moi...”[79]
Ницца
никак не уснуть.
... стоит задремать, как рывок страха выдергивает из сна и я вновь ощупываю рюкзак под головой (ведь из темноты уже подкрался кто-то темнолицый и проворный и шарит в надрезанном бритвой кармашке), засовываю глубже под майку сумочку с паспортом – пытаюсь застегнуть спальник до самого горла, но через пять минут обливаюсь потом из-за ночной духоты и расстегиваю обратно – что за ерунда, сколько я ночевал черт те где и никогда ничего похожего – но уже вчера, когда последняя машина высадила меня на этой заправке между Каннами и Ниццой, я почувствовал это беспокойство: фонари везде и некуда спрятаться от света, дрожащего в длинных иголках средиземноморских сосен среди мягкой коричневой полумглы; ветер с моря (где белые виллы, и большие деньги, и много света, и все такое чужое) приносит не прохладу, а чувство опасности (завистливое рыскающее около богатства зло); и неподалеку, за сосновой рощей, огни арабских многоэтажек; непонятные белые рубашки, бродящие среди застывших на ночь машин и трейлеров (смуглые лица и цепкие глаза), таблички «Остерегайтесь воров!» на нескольких языках, будто и так непонятно, что тут нехорошо – да ну, хватит дурить, спать надо – но спать получается до первой упавшей сосновой шишки – и я ворочаюсь, и отхлебываю, чтобы заснуть наконец, из чекушки немецкого «Ягермайстера» – и так всю ночь
до ясного, яркого, радостного восхода, высветлившего рыхлый ковер сосновых иголок перед глазами и сделавшего сон совсем уж невозможным – вокруг свежо, солнечно и мягкий рокот южных горлиц – я завтракаю оставленными Яной соевыми паштетами и шоколадом, запиваю водой из пластиковой бутыли – из ближайшего трейлера выскакивают дети, громко кричат по-голландски, и со смешными ужимками детского нетерпения бегут к белому домику уборной
и, перед тем как рывком вскинуть рюкзак, я с удивлением смотрю на место своих ночных терзаний (вмятину) – вот ведь дурацкая паранойя…
удивительнейшие донкихотские усы, старательно подкрученные кверху, как на старых фотографиях. Только верхом этот Дон Кихот на синем мотоцикле с полицейскими полосками на бензобаке.
“Bon jour, monsieur. Il est interdit a faire l`autostop ici”[80], и я послушно возвращаюсь с обочины autoroute за указанный мне пограничный камень на выезде…
и жду еще пару безнадежных часов
обрастая полукругом разбросанных окурков.
Устав ждать, я оборачиваюсь, и вижу на парковке длинный трейлер с итальянскими номерами. Оставив рюкзак на обочине, я подхожу, спросить: “Por favore… Io viaggio con autostopo… Italia? Possible?”[81]
нет, не possible – потревоженное итальянское семейство смотрит с удивлением (на тарелках дымится pasta – разве можно беспокоить итальянца в такую минуту, особенно если ты бродяга с покрасневшим от солнца и пыли лицом) – и я возвращаюсь назад
около рюкзака стоит белый микроавтобус – я бегу радостно, ну вот, слава богу, хоть кто-то остановился
дверца автобуса захлопывается
рюкзака на обочине нет
«Ээээааауу!»
это же невозможно
автобус резко срывается с места, а я бегу за ним, долгими прыжками, зависая в воздухе (слишком медленно!), громко обрушиваясь на асфальт
“Arretez! Pas de betises!”[82], и потом совсем жалко и сдавленно:«Козлы ебаные!», проталкивая слова сквозь одышку
номер, надо увидеть номер – желтый, размытый расстоянием, движением, головокружением, продолговатый мазок таблички – быстро уменьшающийся
я останавливаюсь и долго стою, пытаясь отдышаться; потом возвращаюсь и начинаю ходить вокруг исчезнувшего рюкзака – но это невозможно – невозможно – это смешно
со станции медленно выезжает огромная фура-рефрижератор
я бегу прямо на нее, расставив накрест руки, и машина, тяжко вздохнув, останавливается
“Poursuivez le camion blanc la! Le Mercedes la!”[83] ору я водителю (все как в полицейских фильмах). Он почему-то, ничего не спрашивая, слушается – но фура слишком медленная, а автобус далеко впереди –
через десять минут (ряды убегающих вперед машин, кажется вот он там – белый автобус, нет? черт, медленно, медленно!) дорогу перегораживает peage[84], и я выпрыгиваю из кабины
в очереди два белых микроавтобуса – и я врываюсь в каждый, крича: «Я хочу обыскать вашу машину!» – испуганные, недоумевающие, ошеломленные этим безумием лица – и снова никто не возражает
штабеля досок, инструменты, опилки, усатый дядя…
влажно дышащий пес, дети, велосипеды, телевизор, средних лет пара – в белом…
я сажусь на каменную окаемку у шлагбаума и долго сижу, неподвижно. А потом встаю и иду искать полицию.
паспорт, деньги и все вещи…
остались: ботинки, шорты, майка и бумажка в 10 евро.
очень хочется курить.
Пальцы щелкают по клавишам и слова мои, отзвучав, выскакивают буковками на синеватом экране – process oral[85]…
… неприличное какое название… и полицейский за компьютером, смешно, такой старательный, безобидный такой – хотя обычно в них всех есть что-то опасное, даже здесь, в вегетарианской Франции… черт, куда же мне теперь… как выбраться на трассу… когда это – год назад? – я сидел в нантской полиции и врал про украденный паспорт, чтобы вернуться в Россию… А еще была голландская армейская куртка, из питерского секонда, такая удобная, и старый любимый нож – да-да, мсье, номера были французские, желтые, разглядеть не успел, запишите – а не найдется у вас случайно сигареты?
Курить здесь нельзя.
… Я сижу в коридоре и жду, пока дежурный закончит с бумажками и выдаст справку об утере паспорта. Чтобы прикрыть хоть чем-то мою внезапную наготу.
четыре дня назад мы лежали в немецком лесу и слушали стучащий по тенту дождь
«Ça va,monsieur?»[86] участливо спрашивает женщина в полицейской форме и приносит воды в пластиковом стаканчике. По коридору проходит тот самый усатый мотоциклист и удивленно смотрит на меня. Двери кабинетов хлопают в разнобой – обеденный перерыв…
… «Вам необходимо ехать в Париж, в русское посольство, получить документы на выезд и возвращаться домой!»…
… Полицейская машина отвозит меня назад на станцию. Я подбираю брошенную утром табличку. На ней написано: ITALIA .
день вдруг угас в сумерках туннеля, а заоконное бормотание, рванувшись назад, превратилось в глухой и монотонный гул. Разговор в машине оборвался. Потому что ехать под горой все же страшновато.
78
Но, послушай – Гарик и Мэй уехали в Португалию! Ты хотя бы позвонил перед тем, как приехать вот так?
84
Скоростные дороги (autoroutes) во Франции платные, и на peage (ну, платилка по-русски, что ли) машины останавливаются, взять в автомате талончик, чтобы заплатить по нему на выезде с дороги.