«Опять начинается что-то новое, – подумал Мятежный. – Когда же это кончится!»
«Никогда», – подумал в ответ снег.
С языка взглядов они перешли на язык мыслей. Дальше уже стало непонятно, кто из них думает вопросы, а кто ответы. Диалог их превратился во внутренний монолог, и сами они стали как будто одним целым.
«Вся жизнь состоит только из начал, – подумали они друг в друга, – нет в ней не финалов, ни даже середин».
Подумали и полетели дальше – невесомый холодильник и белый снег. Кристаллы понимания стали вырастать в их новом существе и воплощаться в снежинки. Из парящего холодильника пошёл белый снег – повалил, запорошил, просыпался неисчислимой манной. Холодильник сначала удивился этому, а потом понял, что просто пришла, стало быть, такая пора – удивляться.
И это была новая пора в его существовании – теперь уже безмятежном.
Павел Басинский
Машенька
О судьбе сестры Л. Н. Толстого Марии Николаевны Толстой
В 1873 году, когда в журнале «Русский вестник» с продолжением печаталась «Анна Каренина», Лев Толстой получил из-за границы письмо от своей сестры Марии. Не зная еще, чем закончится роман брата, она писала: «Мысль о самоубийстве начала меня преследовать, да, положительно преследовать так неотступно, что это сделалось вроде болезни или помешательства… Боже, если бы знали все Анны Каренины, что их ожидает, как бы они бежали от минутных наслаждений, потому что все то, что незаконно, никогда не может быть счастием…»
К тому времени Толстой уже знал, чем завершится его роман. Но, завершая его, автор едва ли мог предполагать, что судьбу Анны Карениной может разделить его родная, единственная сестра. Впрочем, так не раз бывало в жизни писателя. Толстой был пророком не столько в своем отечестве, сколько в своей семье. Сюжеты «Войны и мира», «Анны Карениной», «Крейцеровой сонаты» и других толстовских произведений не раз аукались в его интимной жизни.
Маша и Лёвочка были младшими в семье Толстых. Мария была моложе Льва всего на полтора года. Поэтому они особенно тянулись друг к другу еще с раннего детства. Их переписка захватывает полвека, и по ней можно судить о том, насколько нежными были отношения брата и сестры. Сестра принимала живое участие в его делах, как сердечных, так и творческих. Он был крестным отцом ее дочери Варвары, своей племянницы, которой подарил в качестве приданого десятитысячный билет из гонорара за «Войну и мир». После неудачного романа молодого Льва с Валерией Арсеньевой Мария Николаевна пыталась выступить в роли свахи и женить брата на княжне Дондуковой-Корсаковой. Она мечтала о его семейном счастье – еще и потому, что все братья Толстые, Николай, Дмитрий и Сергей, именно по этой линии были несчастливы. Как и она сама… Несчастий на ее долю выпало много. Чем-то ее судьба напоминает судьбу Анны Карениной.
«Нет в жизни случайных событий, все промыслительно», – эти слова преподобного Варсонофия, Оптинского старца, полностью исполнились в жизни Марии Николаевны Толстой. Она начинала свой путь в аристократической дворянской семье, а завершила его схимонахиней женского монастыря в Шамордине Калужской епархии.
Она родилась 2 марта 1830 года в Ясной Поляне. Имея четырех сыновей, Николай Ильич и Мария Николаевна Толстые мечтали о дочери. Усадьба находилась рядом с Киевским шоссе, по которому непрерывным потоком шли паломники в Киевско-Печерскую лавру. В доме Толстых, благодаря глубоко верующей Марии Николаевне (урожденной Волконской), всегда находили приют странствующие монахи, юродивые, странницы… Одна из странниц узнала о желании барыни иметь дочь и посоветовала ей дать обет. Если родится девочка, взять в крестные первую встретившуюся на улице женщину.
Через несколько дней после рождения Маши в Тулу был отправлен старый слуга. Рано утром он вышел на улицу и встретил монахиню Успенского женского монастыря Марию. Все звали ее Марией Герасимовной и считали юродивой. Вероятно, она только присутствовала при крещении новорожденной, совершенном 11 марта в приходском Николо-Кочаковском храме священником отцом Василием Можайским. В «Метрической книге» восприемниками новорожденной записаны граф Николай Николаевич Толстой и графиня Пелагия Толстая. Часто бывая в доме Толстых, Мария Герасимовна рассказывала, как странствовала, одевшись в мужской подрясник, под видом юродивого Иванушки. Любила петь: «Святым Духом восхищаться – в скорбях мира нам спастись…»