И вот прошло еще немного времени, и как-то раз Анна пошла в сад немного передохнуть от домашних дел. Она присела на скамейку, которую Иоаким когда-то сам сколотил для нее, под ее любимым деревом (а это был лавр, тот самый, листочки которого иногда плавают в супе), задумалась. А стоило ей призадуматься… те же печальные мысли посещали ее.
– Господи! – говорила Анна. – Взгляни на стадо мужа моего. У овец рождаются ягнята. У коз – козлята. У коров… А я? Значит, я хуже скота? Посмотри, Господи, на птиц небесных.
И Анна глядела на ветви лавра, там – в густой, темной зелени виднелось гнездо, и маленькие желтые воробушки пищали, раскрыв клювы, ждали, когда прилетит мама с червяком.
– Господи, хуже я и птиц небесных, – уже всхлипывала Анна, – у которых тоже есть птенцы. Хуже и вод текущих, потому что кувшинки и рыбы рождаются в воде. И этой темной сухой земли, по которой мы ходим ногами, я хуже, потому что и земля рождает пшеницу, ячмень, виноград, вишни! – Анна уже встала с лавки и, подняв голову в небо, почти кричала: – Кипарисы, розы! Землянику. Голубику. Горох!
Тут перед Анной кто-то появился. Он словно отделился от этих листьев, стал перед ней. И тихо заградил ей уста. Анна удивилась. Незнакомец был в белом одеянии, и за спиной его виднелись плотные крылья. Кто же это? Правильно, Ангел. Сам Ангел Божий явился утешить ее.
– Что ты так громко кричишь? – поинтересовался Ангел.
Анна замолчала. Она поняла, кто перед ней. И хотела упасть ему в ноги, но от ужаса не могла даже пошевелиться.
– Скоро, – сказал Ангел, – у вас с Иоакимом родится дитя.
– Мальчик? – чуть слышно спросила Анна.
– Нет, – покачал Ангел головой.
– А кто же? – не поняла Анна от полного смятения.
– Кто-кто. Назовете Машей. Берегите ее пуще зеницы ока, – медленно произнес Ангел. – Она пригодится Богу. А когда Маша вырастет, о ней узнает весь мир.
Не успела Анна опомниться и хоть что-то ответить, как Ангел исчез.
Все так же шумели за забором чужие дети, а над головой пищали птенцы. Все так же высоко в ветвях лавра шумел ветер. И благоухали розы. Но Анне казалось: все изменилось! Мир сделался другим.
Как во сне пошла она через сад, за ворота, чтобы встретить мужа и все ему рассказать. Был как раз вечер, опускалась прохлада, Иоаким возвращался по пыльной дороге со своими стадами. Анна расслышала его рожок. Овцы толкались, мекали, за ними брели козы, позади мычали молодые быки. Тут же бежали собаки, охранявшие стадо, Анну они узнали и завиляли ей. Чуть поодаль шагал и Иоаким. Анна подхватила юбку и поспешила мужу навстречу. Бросилась ему на грудь.
– Знаешь, ты знаешь… – она никак не могла начать.
– Знаю, – ответил ей Иоаким.
– Мне только что…
– И мне… – эхом откликнулся Иоаким.
Оказывается, Ангел явился супругам одновременно и сказал одни и те же слова.
В тот же день Иоаким и Анна решили: когда родится наше любимое, наше долгожданное дитя, посвятим его Богу. Ну, то есть ее.
В сентябре Анна родила Машу. Уж сколько было радости, сколько хлопот, счастливых слез, подарков и поздравлений – разве расскажешь. Соседки прикусили язычки. Их дети смотрели-любовались на малышку, когда ее вывозили в коляске гулять. Анна нарадоваться не могла на свою девочку, сама стирала ей пеленки, играла с ней в погремушки, а Иоаким только и делал, что тпрукал и целовал дочку.
В благодарность за такое великое чудо Иоаким принес в жертву Богу десять овец, двенадцать тельцов и сто козлят. А потом устроил пир на весь мир. Выносил крошку в чепчике и белом платьице к гостям. Хвастался! Раз в жизни – можно. За столами сидели родные, знакомые, священники (хотя тот, что однажды прогнал Иоакима и Анну из храма, конечно, не пришел, ему было стыдно!). Священники благословляли маленькую Марию, благодарили Бога и не раз еще подняли чарки за здоровье девочки и ее родителей.
Время шло, а Маша знай себе подрастала. Тихоней и умницей. Научилась ходить, держать ложку и разговаривать. Иногда она улыбалась. Не часто, но уж если кому улыбнется, этому человеку казалось – солнышко заглянуло ему в сердце.
Так прошло три года. Словно в сладком счастливом сне.
Как ни жаль Иоакиму и Анне было прощаться с Машей, они помнили, что пообещали посвятить дочь Богу. И срок настал.
Собрали они вещи, взяли с собой слуг, родственников и длинным караваном отправились из родного Назарета в большой и шумный Иерусалим. По дороге родители рассказывали девочке, что обещали посвятить ее Богу, поэтому теперь она будет жить не у мамы и папы, а дома у самого Господа. Потому что дом Его – это храм. Маша внимательно слушала и не возражала.
После трех дней пути на рассвете все они приблизились к горе Мориа, на которой стоял Иерусалимский храм. Маша замерла: храм был огромный! Словно громадный белый корабль, он плыл по ярко-синему небу.
– Какое оно здесь синее, – сказала Маша своей маме.
– Этот цвет называется «лазурь», – ответила Анна.
– Пойдем, пойдем туда скорее, поплывем тоже! – сказала Маша, и Иоаким поторопил осликов. Вскоре они вошли во двор храма.
Целая толпа родственников и знакомых шла им вслед с зажженными свечами, с радостными лицами, с торжественными песнопениями. Не каждый день таких хороших девочек посвящали Богу!
На крыльцо храма вышли священники и самый главный из них, Захария, чтобы встречать пришедших. К крыльцу вело 15 высоких мраморных ступеней. Иоаким осторожно поставил Марию на первую ступень и собрался уже вести ее дальше, как вдруг она побежала наверх, сама, да так быстро и ловко! И прямо к Захарии. Подбежала и схватила его за подол.
Захария улыбнулся, взял девочку за руку и повел в храм. Провел сквозь притвор, мимо огромных медных колонн, открыл дверь в просторное святилище, туда, где обычно все стояли и молились и где и должна была остаться Маша. Но Захария не остановился. Он вел ее дальше, мимо золотого семисвечника (это такой большой подсвечник, на котором горят семь свечей), мимо жертвенника (а это место, где приносили жертвы Богу), дальше и дальше, мимо… – куда же?
«Что это? Не может быть!» Это ахнули все, кто взошел вслед за Захарией и Марией.
А Захария уже отворял следующую, последнюю дверь и вел Марию туда, в самое таинственное и священное место храма, которое называлось «святая святых». Туда и сам он, первосвященник, заходил только раз в год. Один раз в год там молился. Всё. Больше никому нельзя было там бывать. Даже другим священникам, даже самым добрым людям, ни женщинам, ни мужчинам, никому! Тем более маленьким девочкам. Но Бог открыл Захарии, что Мария – девочка не простая. И Захария повел ее в самое важное место. Никто ни о чем не посмел его спросить, потому что все поняли: то, что они видят, чудо. Ведь когда происходит чудо, никто не спрашивает почему.
Так нашу Машу и посвятили Богу. Иоаким и Анна простились с дочкой и поехали домой, а Мария осталась в Иерусалиме, жить вместе с такими же, как она, посвященными Богу девочками.
Все девочки учились. Читать, считать, немного писать, а еще вязать, шить, вышивать и нитями, и шелком по шелку… Всех учили одинаково, всем показывали одно и то же, но Мария вышивала лучше всех. Самые красивые вышивки были ее.
И вот начинают ее хвалить, говорить: «Ах! что за чудо! вот так Маша!» А она только улыбнется, и все. Никогда не тратила много слов. Ее очень любили и подруги, и учителя, но даже учителя немножко боялись.
И вот Маше исполнилось 14 лет. В этом возрасте девушек в Иудее выдавали замуж. Иоакима и Анны к тому времени не было в живых. Они ведь были старенькие и уже умерли, друг за другом. Маша давно оплакала их и похоронила.
Первосвященник, тот самый Захария, который ввел ее когда-то в святая святых маленькой девочкой, сказал Марии, что пришло время найти себе мужа и жить с ним, в его доме.