Император принял меня с обычной сердечностью. Взрослый офицер, я был для него все тем же "маленьким кузеном" Сандро, который когда-то играл с его сыновьями, Никки и Жоржи, в садах Ливадийского дворца.
- У тебя какой-то секрет, - с улыбкой спросил он меня: - разве ты не видишь меня достаточно часто дома, чтобы тебе понадобилась официальная аудиенция.
Признаюсь, что я высказал причину моего визита не слишком красноречиво. Пристальный, слегка, насмешливый взгляд Государя лишал меня всякого мужества. Я заикался и бормотал. Фразы, которые звучали так красноречиво, когда я произносил их пред собой дома, не производили в этом маленьком уютном кабинете, наполненном портретами и картинами, ожидаемого эффекта.
- Дело относительно перевода на крейсер "Дмитрий Донской" обстоит весьма просто, - решил Государь после минутного размышления: - мне кажется, что это будет очень хорошо, если представитель нашей семьи передаст мою личную благодарность президенту Соединенных Штатов. Что же касается твоей просьбы руки Ксении, то мне кажется, что до меня, ты бы должен был переговорить с нею.
- Я уже говорил с нею, и мы решили, что я должен просить у Вашего Величества аудиенции.
- Понимаю. Ну что же, принципиально я не против этого. Я тебя люблю. Если ты любишь Ксению и она тебя любит, то я не вижу никаких препятствий, чтобы вам пожениться. Но придется немного подождать.
Императрица не хочет, чтобы Ксения выходила слишком рано замуж. Мы окончим этот разговор не ранее, тем через год.
Я горячо поблагодарил Государя и бросился к Ксении, чтобы сообщить ей результат нашего разговора. Мы надеялись получить согласие Императрицы раньше, чем через год.
Я отправился в Америку со спокойным сердцем.
3.
Мне исполнилось ровно 27 лет в тот туманный весенний день, когда, крейсер "Дмитрий Донской" бросил якорь в Гудзоновом заливе.
Официально я приехал выразить благодарность президенту Клевелэнду от имени моего кузена, Императора Александра III за помощь, оказанную Соединенными Штатами России во время неурожая.
Неофициально я хотел бросить взгляд на эту страну будущего и надеялся, что и она определит мою судьбу.
Всемирная выставка, должна была открыться приблизительно ко времени нашего прибытия, и вся страна находилась в большом напряжении. Никогда еще до того времени столько наций не посылали своих флотов к берегам Соединенных Штатов. Великобритания, Франция, Германия, Италия, Россия, Австро-Венгрия, Аргентина все были представлены на блестящем международном смотру в Нью-йоркском порту в мае месяце 1893 г.
Посещение инфанты испанской Евлалии явилось сенсацией выставки. Император Вильгельм послал самого выдающегося дипломата Германии фон Бюлова для противодействия этой "испанской интриге". Шотландскиe горцы играли на волынках, а французы были представлены специальным оркестром Республиканской Гвардии. И тот факт, что все великие державы боролись за расположение и дружбу Соединенных Штатов был весьма знаменателен. Однажды жаркой июльской ночью, проезжая по декорированному пятому авеню в резиденцию Джона Джакоба Астора и глядя на ряды освещенных домов, я внезапно ощутил нарождение новой эпохи.
Я думал о моем деде, дяде и двоюродном брате. Они управляли страной, которая была больше этой новой страны, наталкиваясь на те же самые проблемы, как громадное население Америки, заключающее в себе сколько десятков национальностей и вероисповеданий колоссальные расстояния между промышленными центрами и районами земледелия, требовавшие железнодорожных линий большого протяжения. Трудности, стоявшие перед американским правительством, были не меньше наших, но наш актив был больше. Россия имела золото, медь, уголь, железо; ее почва, если бы удалось поднять урожайность русской земли, могла бы прокормить весь мир. Чего же не хватало России? Почему мы не могли следовать американскому примеру? Нам не было решительно никакого дела до Европы и нам не было никакого основания подражать нациям, которые были вынуждены к тем или иным методам управления в силу своей бедности.
Европа! Европа! - это вечное стремление идти в ногу с Европой задерживало наше национальное развитие Бог знает на сколько лет.
Здесь, в расстоянии четырех тысяч миль от европейских петушиных боев, взору наблюдателя являлся живой пример возможностей страны в условиях, сходных с российскими. Нам следовало вложить только немного боле здравого смысла в нашу политику...
И тут же, в те нисколько минут, пока длилась моя прогулка в этот вечер, в голове моей созрел, широчайший план американизации России.
Меня увлекала молодость и жизнь. Было радостно думать и повторять снова и снова, что старый, покрытый кровью девятнадцатый век близится к концу, оставляя арену свободной для новой работы грядущих поколений. Таковы были мои переживания в ту достопамятную ночь, и на эту тему были мои разговоры за столом у мистера Астора.
Хозяин и ею друзья посмотрели на меня удивленно. Разве я не прочел утренних газет? Неужели я не знаю печальных новостей?
"Нэшионэль Кэрдэдж Компэни" перестала платить по векселям, что, в свою очередь, заставило "Генри Оллен Ко", а также другие банковские фирмы прекратить свои платежи.
- Чорт знает, что происходить на бирже, - сказал мистер Астор. - К сожалению, должен сознаться, что вся наша страна находится на краю пропасти...
Один господин, весьма известный своей компетентностью в области финансов, попросил номер одной из главных Нью-йоркских газет и протянул его мне.
- Пожалуйста, - веско сказал он: - взгляните на эту пессимистическую передовицу. Она вам облегчить понимание того, что теперь происходить в Соединенных Штатах. Что касается мня, то я считаю долгом просить своих клиентов воздержаться от каких бы то ни было биржевых операций.
Это происходило 13 июня 1893 г.
Трагический экземпляр этой газеты до сих пор находится в моих руках. Его листы пожелтели и едва держутся, но зловещие строки еще видны. Для меня это хороший показатель. Когда мои друзья выражают