— Можно я немного вздремну, пока ты этим занимаешься?
— Располагайся как дома.
Крозетти снова повернулся к столу.
Как всегда бывает в проектах с участием компьютера, потребовалось гораздо больше времени, чем ожидалось. Окна уже посветлели к тому моменту, когда Крозетти нажал клавишу и послал длинную вереницу букв — ключ, как он надеялся, — в виртуальную пасть программы Виженера, куда уже была загружена вся цепочка букв из шифрованных писем Брейсгедла. На экране появилась надпись: «ИДЕТ ПРОЦЕСС РЕШЕНИЯ».
Под этой надписью один за другим стали возникать крошечные прямоугольники, похожие на вагоны на железнодорожных рельсах. Крозетти всю ночь пил растворимый кофе из запасов отеля, и во рту у него пересохло.
— Крозетти… Господи, который час?
— Почти семь. Думаю, у меня получилось. Хочешь посмотреть?
— Я чувствую запах кофе.
— Тут осталось еще немного, но он отвратительный. Иди сюда, посмотри. Возможно, это и есть решение.
Кэролайн перекатилась на кровати и подошла к нему. От нее пахло постелью и сном. На экране последний маленький прямоугольник сменился заглавием текстового файла:
Исходный текст шифрованных писем Брейсгедла.
Крозетти подвел к нему курсор и сказал:
— Предоставляю тебе эту честь. Нажми ввод.
Она так и сделала. Экран сплошь заполнил текст без единого пробела. Первая строка выглядела так:
mylfrdithdsnowpascdtwowerkesandsomedaitssincgilefmyouphowfsaidlhaue
— Ох, нет, нет! Не получилось! — закричала Кэролайн.
— А я говорю, получилось. Вспомни, они работали с двумя разными Библиями, Брейсгедл и Данбертон, и среднее качество печати тогда было очень скверным, особенно если речь шла о массовых изданиях вроде «карманной» Библии. Не было двух совершенно одинаковых копий. Наверняка у них возникала та же самая проблема. «Решетка» копии Брейсгедла создавала немного другой набор букв ключа по сравнению с копией Данбертона. Другой, но близкий. Сейчас… подожди, я скопирую эту строку в отдельный документ… так… вставлю пробелы, поправлю очевидные ошибки, пунктуацию… вот она, первая строчка.
My lord: it has now passed two weekes and some daies since I left your house[90]
— Боже! Крозетти, ты волшебник!
На ее лице сияла восторженная улыбка — та самая, что являлась ему во сне на протяжении многих месяцев. Он почувствовал, что сам широко улыбается.
— Вовсе нет, — сказал он. — Любой гений до этого додумался бы. Ты меня поцелуешь?
Она поцеловала его. Спустя какое-то время они оба, обнаженные, лежали в постели под одеялом. Крозетти отодвинулся и посмотрел ей в глаза.
— По-моему, прямо сейчас мы не станем читать эти письма, — сказал он.
Она снова поцеловала его.
— Они оставались в неприкосновенности четыреста лет. Еще один час ничего не изменит. Ты, я думаю, слишком устал.
— Слишком устал для чтения текста с экрана, да, но не для этого.
Последовала новая порция этого, после чего он резко спросил ее:
— Теперь ты останешься? В смысле, будешь тут и завтра, и послезавтра…
— Думаю, за эти дни я могу ручаться.
— А дальше? Или мне придется каждый день договариваться с тобой заново?
— Крозетти, пожалуйста, не…
— Ах, Кэролайн, ты меня убиваешь. — Он вздохнул. — Да и сама можешь погибнуть, если будешь продолжать в том же духе.
Он и дальше развивал бы эту тему, но она закрыла его рот поцелуем и прижалась к его бедру давным-давно утраченной шифровальной «решеткой» Ричарда Брейсгедла.
— Это было быстро, — сказал он.
— Да. Быстро и неистово.
— Мне нравится, как твои глаза широко распахиваются, когда ты кончаешь.
— Безошибочный признак. Чтобы запомнить кто.
— Мудро. А теперь, хотя я не против заниматься этим до бесконечности…
— Ты хочешь прочесть письма. Ох, ради бога, зачем ты спрашиваешь? Я и сама хочу.
— Чтобы между нами не было недопонимания. Раз мы оба согласны, давай по очереди сходим в ванную и займемся письмами.
Она быстро поцеловала его и выскользнула из постели. Он подумал: на свете нет ничего лучше, чем смотреть, как пересекает комнату женщина, только что занимавшаяся с тобой любовью. Свет раннего утра играет на ее спине, ее попке… Если бы снять это так, подумал он, чтобы все выглядело как в реальной жизни…
Неожиданно Кэролайн вскрикнула и рухнула на пол.
— Что?
— Они здесь!
На ее лице возникло загнанное выражение лисы, ослепленной фарами, которое он помнил по Нью-Йорку, — животный страх в глазах. Это зрелище снова разбило ему сердце.
— Кто? — спросил он, хотя и сам догадался.
— Один стоит в саду — Сёма. Другие, наверно, поджидают перед отелем. Ох, господи, что же нам делать?
— Одевайся! И держись подальше от окна!
Она, словно ящерица, юркнула в ванную, а Крозетти встал и подошел к окну голый, потягиваясь и почесывая живот, как человек, который только что проснулся и ничего не опасается. В саду действительно стоял мужчина: широкоплечий, в черном кожаном пальто до колен и вязаной шапочке. Он поднял взгляд, скользнул им по Крозетти и отвел глаза. Значит, если они и в курсе, где он находится вместе с Кэролайн, они не знали его в лицо. Странно; ведь они без труда отследили его тогда, около дома. Если это не другая шайка. Кэролайн что-то говорила о двух соперничающих бандах…
Однако сейчас некогда думать об этом. Он оделся, выдернул телефонный шнур из розетки, вставил в телефон адаптер для английских систем, подсоединил его к компьютеру, сжал и зашифровал материалы Брейсгедла и набрал номер своего электронного почтового ящик. Он давно отвык от выхода в Интернет через модем, но эта связь, конечно, по-прежнему работала. Казалось, прошла целая вечность, пока все загрузилось (на самом деле пять минут), и по окончании он запустил программу очистки жесткого диска. Стер шифрованные письма, ключ, Библию и версию исходного текста. Подняв взгляд, он увидел Кэролайн в дверном проеме ванной.
— Что ты делаешь? — громко прошептала она.
— Защищаю наши секреты. Забавно. Я видел столько фильмов, где возникали подобные ситуации, что сейчас будто действую по сценарию. Парень с девушкой бегут от плохих парней…
— Ох, черт побери, Крозетти, это не какое-то там кино! Если они схватят нас, то будут пытать, пока мы сами не расскажем все секреты. Они возьмут паяльную лампу…
— Такого нет в сценарии, Кэролайн. Выкинь это из головы.
Он снова повернулся к компьютеру, проработал еще несколько минут, потом выключил его и убрал в специальный футляр.
— Теперь нужно упаковать тебя. — Он вывалил на пол содержимое своей дорожной сумки. — Надеюсь, ты достаточно гибкая, чтобы втиснуться сюда.
Она сумела, но едва-едва. Крозетти знал, что когда такой трюк проделывают в кино, то на самом деле герой несет в сумке манекен из пенопласта. Выяснилось, что в реальности тащить женщину в сумке по лестнице гораздо труднее, чем ему представлялось. Он покрылся потом и тяжело дышал, когда добрался до вестибюля.
Бегло оглядевшись, Крозетти заметил еще двоих. Он старался не таращиться на них, но боковым зрением отметил, что они в кожанках, крупные и решительные. Подойдя к стойке, он вручил клерку заранее заготовленную записку:
Пожалуйста, не называйте моего имени. Я хочу избежать встречи с людьми, которые ищут меня. Спасибо.
В записку он вложил двадцатифунтовую банкноту. Клерк, молодой азиат, встретился с ним взглядом, кивнул, в молчании совершил все необходимые формальности и в конце лишь сказал:
— До свидания, сэр. Всегда рады вам.
Крозетти открыл сумку, достал оттуда плащ, кашне и шляпу, которые втиснул поверх Кэролайн, и надел их на виду у бандитов, скользнувших по нему взглядами безо всякого интереса. Гангстеры смотрели на главную лестницу и аварийный выход в другом конце вестибюля. Он подхватил сумку и прямо мимо них вышел на улицу. Там уже ждал «мерседес», заказанный по Интернету, а позади него — «даймлер». Прислонившись к «даймлеру», курил еще один головорез. Водитель «мерседеса», сикх в белом тюрбане, помог Крозетти загрузить сумку в багажник. Крозетти уселся и велел ехать в ближайший универсальный магазин. Водитель привез его на Темпл-сквер, где находилась целая галерея магазинов, живо напомнивших Крозетти маленькие американские городки. Это вызвало у него ощущение смутной печали.
90
Мой господин, сейчас прошло две с чем-то недели с тех пор, как я покинул ваш дом