Сестра стала не единственным человеком, доставляющим мне страдания. Сейчас мне самой трудно поверить насколько я была невозможно застенчивой, стеснительной до тринадцати лет. Я родилась и росла крупным и толстым ребенком с хорошим аппетитом и стеснялась самой себя до ужаса. А все дети в округе постоянно меня дразнили и обзывали на все лады. Я только и слышала, как мне вдогонку неслось – жирная, жиртрест, жиркомбинат, жирняга, толстуха, скоро лопнешь от жира, и так далее. Они наслаждались, выдумывая все новые дразнилки для меня, а дети очень жестокие в своих издевательствах. Имени у меня не было, было только это клеймо. Даже родная сестра меня не щадила, она была не лучше других детей, часто у нас и до драки доходило, мы с ней никогда не были в близких отношениях, даже в детстве.
Нептун в Двенадцатом Доме.
“Нездоровый цвет лица (бледность, анемичность), мечтательность во взгляде. Иногда взгляд устремлен будто во внутрь. Телосложение скорее всего тучное, руки маленькие, рот большой, губы яркие, толстые “…
Павел Глоба “Космический паспорт гороскопа “
Из-за этих дразнилок дети меня сторонились, дружить со мной никто не хотел, я чувствовала себя отвергнутой и практически всегда была одна, за очень редким исключением. До школы, в детском саду, только одна девочка со мной дружила, мы с ней были товарищи по несчастью, видимо, сострадание приходит к детям только через собственную боль. Она, как и я, тоже подвергалась издевательствам со стороны ребят, так как у нее был хронический цистит и недержание, а никаких памперсов тогда и в помине не было. Нас теперь дразнили на пару – ссыкуха и жирнюха, однако, вдвоем переносить обиду намного легче и мы скрывались в укромных уголках от жестокого мира.
К сожалению, мы виделись крайне редко, она все больше по больницам лежала, а потом и вовсе нас родители отдали в разные школы, по принципу “ближе к дому”, хотя мы умоляли не разлучать нас. Для меня это был настоящий удар. Как пережить потерю единственного друга? Почему родители такие бесчувственные? Да и не только родители, все взрослые тоже.
В память просто врезался эпизод из новогоднего утренника для родителей в детском саду. Мне было четыре года. Мальчиков нарядили в костюмы зайчиков, а девочек в снежинок. Две воспитательницы пытались натянуть на меня такой костюм, он трещал по швам, а не лез, пришлось делать разрезы. Я в нем еле дышала и была красной, как рак, а им и в голову не приходило заменить его чем-нибудь другим. Ну как же! У них все отрепетировано. Мне было стыдно выйти в зал на люди, но меня выгнали силой. Я была сверх впечатлительным ребенком, мне думалось, что все только и смотрят на меня одну, смеются надо мной и показывают пальцем на разрезы. Не помню как я танцевала, но помню как слезы градом катились по щекам.
Нептун в Двенадцатом Доме.
“Сочувствующи и чрезвычайно чувствительны к эмоциональным тонам в окружающей Вас атмосфере. Вы – прирожденный экстрасенс, способный чувствовать и понимать о людях многое, не говоря с ними и не зная их совершенно”.
Фрэнсис Сакоян “Планеты в домах”
Раньше с мнением детей вообще никто не считался, их воспитывали очень жестко и считали это правильным. Наказание было в чести, били ремнем, или чем придется, ставили в угол, запирали в темноте, лишали еды, или игрушек, да чего только не было! Наказание было нормой. Ребенок не мог иметь своего мнения, он был никем, собственностью родителей, и должен был быть их молчаливым и послушным рабом. Каждый ребенок справлялся с этим и выживал как мог, а в итоге вырастал таким же бесчувственным, как и почти все общество в целом, за малым исключением.
Мама никогда прямо не выказывала свою любовь ни ко мне, ни к сестре, не говорила никаких таких нежных слов. Никогда. Всегда строго, или в приказном порядке, – она знала что нам нужно, и как правильно делать, ее учила этому ее мама, а она учила точно так же нас, – возможно, это и верно, лучше оценивать любовь по делам, а не по словам. Никто никогда из родителей нашего мнения не спрашивал, – одевай и ешь, что дают, и делай, что говорят. А если я протестовала, то была всегда наказана. А протестовала я очень часто, мой неуемный дух свободы рвался из оков, не хотел подчиняться.