— Я не знал, — пробормотал Тсуна, но не отвел глаз.
— Даже у своего артефакта не поинтересовался? — язвительность — отличный защитный механизм.
— А зачем? — наивность — лучшее оружие против нее.
Хибари вздохнул. Злиться уже не хотелось, как, впрочем, и продолжать этот бесполезный разговор. Да и тренировку тоже. Он молча отправился к городу, закинув за спину рюкзак; песчаные волны, пытаясь поглотить черные кеды, рассыпались кварцевым дождем.
— Хибари-сан, спасибо, — донес до него ветер. Благодарность Савады за то, что ему открыли глаза на его собственные поступки, за то, что ему помогли это пережить, за то, что подпустили на шаг ближе… за то, что не считали жалким травоядным и принимали. Со всеми минусами, не пытаясь ни уничтожить, ни втоптать в грязь.
— Лучше запомни, Савада, — бросил комитетчик, не оборачиваясь, — чтобы побеждать, надо забыть о жалости. Уничтожай врагов так, как они бы уничтожили тебя. Не задумываясь. Иначе замешкаешься и умрешь. Война не жалеет. Не жалей и ты.
— Не жалеть, — эхом отозвался Тсуна.
— Боги войны на стороне сильных, а сильные не сомневаются.
Савада замер. В пустыне словно резко похолодало. И Хибари резко обернулся, не понимая, почему его слова так изменили атмосферу. Тсуна стоял, как громом пораженный, и с ужасом смотрел на товарища. А затем губы, иссушенные жарким полуденным ветром, задрожали, и Тсуна, со всех ног кинувшись к рюкзаку, закричал:
— Я понял! Я нашел! Это был он!
— Кто? — нахмурился Хибари, цепко следя за судорожными движениями Савады, пытавшегося закинуть рюкзак на плечо и одновременно вытрясти из башмака песок.
— Арес!
— Конкретнее.
Тсуна взвыл и, наконец нацепив ботинок, бегом бросился к комитетчику.
— Я идиот! Но теперь понял! Вы когда сказали про «богов войны», я вспомнил: Арес — древнегреческий бог войны! А за два года до того, как Хоффман потерялся в пустыне, на одной из стен дома в Асуане появилась красная надпись греческими буквами: «Арес». Списали на вандалов, дело замяли. За день до этого была стычка, где пятеро погибли, причем один из них был боссом небольшой банды. Газеты шумели, но писали, что и до того дня эти две банды часто устраивали вооруженные драки, поэтому я внимания не обратил. Но как же! Сказали, что драка началась как всегда из-за давних распрей, начали писать о том, как эти банды не уживались, а ему это не понравилось! Тому, кто их столкнул. И он написал имя бога войны — мол, гляньте, это ж я сделал! Хотел напоследок сказать, что всё не так просто, что он избавил город от главаря банды… Ну или просто внимания хотел. Неприятно же, когда твои заслуги другому приписывают. А надпись свалили на вандалов и всего раз в газете упомянули. Обидно же! Надо проверить газеты еще раз, и, может, попросим помощи… не знаю у кого. Кто сможет достать информацию полиции?
— Мафия, — уверенно ответил Хибари, быстро взрывая песчаное море вихрями брызг. Он на полной скорости мчался к городу, и Савада едва поспевал, отплевываясь от песка и жалея, что на тренировку не надел «арафатку» — она бы сейчас явно пригодилась. А еще Тсуна жалел о том, что проворонил столь явную улику, правда, несколько дней назад она не казалась чем-то важным. И потому парень на полном серьезе бурчал что-то о том, какой он бесполезный и слепой.
— Заткнись, Савада! — раздраженно бросил комитетчик. — Ошибся — исправь! А хочешь, чтобы тебя унизили, иди к Реборну — он с удовольствием поможет! Не мешай думать.
— Но я же пропустил, — окончательно сник Тсунаёши.
— Ты вспомнил. Прекращай ныть. Все ошибаются.
— Все? — недоверчиво переспросил Тсуна и уставился на спину комитетчика как на ленту Мёбиуса — с подозрением.
— Все, — было ему ответом.
Савада на мгновение затормозил, вихрь песка, выхваченный ветром из-под ног комитетчика, стегнул по щекам острым дождем. Тсуна улыбнулся. А затем, сплюнув набившийся в рот песок, снова кинулся вперед — к городу, к библиотеке, к новым знаниям, радуясь тому, что даже бесполезный человек может стать полезным, исправив ошибки. А еще тому, что его наконец по-настоящему принял тот, которого он безумно уважал. Слишком сильный человек, больше похожий на тигра…
В эту ночь Саваде снились улыбка Бьякурана Джессо и глаза Деймона Спейда.
========== 39) Двое как один ==========
Конец января Рим встретил облаками, редкими дождями и температурой, отказывавшейся падать ниже нуля. Подарить итальянцам игры в снежки, лепку снеговиков и боязнь сосулек погода не решилась. Впрочем, как и всегда. Месяц назад Рождество оставило на улицах города пустые бутылки, пачки из-под чипсов, обуглившиеся останки петард и поблекшее от знакомства с десятками сапог конфетти, однако их быстро отправили на свалки. Индеек перестали расхватывать с прилавков, дети не распевали гимны во славу Господа, привычно читая на улицах рэп о гангстерах и кокаине, притягивавшие взгляд магнитом яркие гирлянды словно все разом исчезли. Улицы всё так же окутывала сеть разноцветных неоновых вывесок, зазывающих прохожих в магазины, бары и клубы, но от светлого праздника и его удивительных, пленительных огоньков не осталось и следа. Праздник прошел, оставив горькое послевкусие похмелья, итальянцы вернулись к привычным мечтам о длительной сиесте.
Усадьба Вонголы в этом декабре, как и всегда, на одну ночь пропиталась ароматами индейки, вина и смеха, но наутро все забыли о веселье, словно его и не было. Не осталось даже конфетти. А впрочем, его и не было: в этом году праздник мафиози радости не принес.
В лесу дожди размыли землю, решившую притвориться болотом, и солнце, отказывавшееся проникать сквозь густые ветви, помогало влаге с чавкающими всхлипами ловить ноги неосторожных путников в капканы. Птицы привычно смотрели на попадавшихся в ловушку бедолаг с чувством собственного превосходства и чистили перья. Бесконечные тревоги, уныние и возраставшее чувство безысходности, окутывавшие поместье, могли бы понравиться создателю Книги Всезнания, демону уныния, лени и праздности. Но он сюда не заглядывал, ведь унывали далеко не все. Большая часть мафиози обещала самим себе сделать всё возможное для исправления ситуации, однако с каждым днем их уверенность гасла. Вонголу всё же втянули в войну. И сразу после Рождества начались множественные вооруженные стычки с участием членов этой семьи. Впрочем, целый месяц Вонголе удавалось побеждать с минимальными потерями, и потому у Хранителей десятого поколения были относительно развязаны руки, однако так не могло продолжаться вечно. Когда все воюют против всех, победа одного клана становится вожделенной сказкой, которую не воплотить в реальность.
Утром двадцать пятого января, на следующий день после серьезной перестрелки членов CEDEF и элитного отряда молодой, но вооруженной по последнему слову техники семьи Висконти, три отряда сильного итальянского клана, заключившего с Висконти союз, вторглись на территорию Вонголы и начали сражения со всеми мафиози, что попадались им на пути. Ценой серьезных потерь их удалось уничтожить, но дон Тимотео отлично знал, что побеждать и дальше будет всё сложнее. Он понимал, что в конце концов проиграет. И все свои надежды старый мафиози возложил на наследника семьи, пропадавшего в жарком, душном, белом Египте, вымазанном алым дегтем войны.
Вернувшиеся с заданий Хранители десятого поколения подливали масла в огонь нервозности, отказываясь делиться информацией с кем-либо, кроме главы CEDEF, взявшего на себя роль координатора — без него найти общий язык взрывным парням было трудно. Вот только информация, присланная Тсуной и наконец позволившая CEDEF вычислить прежнего владельца странного артефакта, развязывающего конфликты, дала не много. Он был мертв уже около двенадцати лет: погиб в драке, разгоревшейся через две недели после того, как улеглась шумиха вокруг столкновения двух бандитских группировок, подписанного именем бога войны. Савада оказался прав: хозяин артефакта захотел славы и на этот раз сам ввязался в спровоцированный конфликт, вот только не рассчитал собственных сил и получил ножевое ранение. Спасти его не смогли. А участвовавшие в драке люди, сидя в тюрьме, разводили руками, отвечая на все расспросы: «Нашло что-то, непонятно что…» Дело о вандализме было прекращено ввиду смерти подозреваемого, оказавшегося двадцатипятилетним американцем, и в Асуане временно воцарился мир. Но зато Вонгола, наконец, узнала имя прежнего владельца загадочного артефакта. Что это был именно артефакт, не сомневался уже никто.