Банда Кокуё, Гокудера и Ямамото тут же вылетели в Америку и приступили к поиску хоть каких-то зацепок, связанных с Билли Джонсоном и его чудесной силой провоцировать скандалы, а на Рёхея, Нану и Киоко была свалена куча книг по эзотерике, черномагическим амулетам и демонологии. Столько ужасных иллюстраций и жестоких слов они не видели за всю жизнь, но усердно читали страшные книги.
Савада вернулся в усадьбу лишь к началу февраля: ему удалось найти немало информации о демонических артефактах и расспросить огромное количество археологов, мистиков и демонологов Египта. На самом деле, Тсуне очень хотелось задать вопрос Вольфраму и разрешить все загадки одним махом, но он не делал запросов. Страж не мог ответить сам, а просить помощи у демонической книги Тсуна отчаянно не желал, и с каждым днем его желание задать вопрос всё больше боролось с неприятием сущности артефакта. Неприятие побеждало. Савада решил победить честно.
Всё так же Вольфрам Фукс учил его премудростям логических построений, риторики и стратегии, всё так же он рассказывал истории о древних мудрецах, но всё чаще появлялись в его речи прежде редкие слова одобрения — отказ от силы Книги призрак приветствовал. Он явно не хотел, чтобы Тсуна начал грехопадение, он хотел сделать Хозяина как можно сильнее… но зачем? И чего еще он хотел? А Тсуна искал информацию о демонах, всё больше опасаясь силы Книги и всё яснее понимая, куда она могла его привести. А еще наконец уяснив, что демонические артефакты могут породить лишь зло.
Гнев — третий из семи смертных грехов. Сатана — покровитель ненависти. Если Бельфегор создал Книгу Всезнания для плавного погружения мира в хаос, почему же Сатана не мог создать нечто для разжигания войн? Хаос, взрывы, убийства! И океаны гнева. Как тогда, во время полета динамита Гокудеры к Хоффману. Почему бы и нет, верно?
Клаус Хоффман знал точный ответ.
Штаб Вонголы встретил Тсуну, нагруженного тоннами знаний о Сатане и грехе гневливости, суетой, нервозностью и унынием. Впрочем, громогласный крик застывшего на вершине парадной лестницы Рёхея, многократно отразившийся от мраморных стен и взвившийся к потолку знаменем бодрости, заставил Тсуну улыбнуться. «Во имя экстрима, наконец-то!!! Я думал, у меня мозг опухнет от этих книг!» — и начались расспросы, но Тсуна не мог сказать ничего определенного: без подтверждения из Америки сложно было делать окончательные выводы. А потом парни снова, на этот раз вместе, засели за книги, решив не просить о помощи умчавшегося в штаб CEDEF Хибари. Его интересовали подробности жизни американца, Тсуну — особенности демонических изобретений, и их совместное путешествие, принесшее больше плодов, чем они рассчитывали, было окончено. Только память осталась. Как и доверие…
Радость Наны от возвращения сына выразилась на удивление скромно — почти как у Киоко, разве что чуть более эмоционально. Она обняла сына, а вот Сасагава не решилась, на том различия и закончились — в остальном две ямато надешико проявили чудеса солидарности, справившись о здоровье Тсунаёши, качестве питания в Египте, тамошней погоде и общей обстановке. Ему улыбались, его хвалили за проделанную работу, его подбадривали, но не корили за долгое отсутствие. Разве что в таких разных, но слишком одинаковых женских глазах тоска и беспокойство боролись с радостью. Но они не посмели испортить настроение и так уставшему человеку, слишком дорогому для них обеих.
Поговорив с решившими не отвлекать его от дел, и потому быстро умчавшимися на кухню женщинами, Тсуна погрузился в чтение. Боксер ворчал, то и дело называя демонологов «потрошащими осиный улей идиотами», и Тсуна склонен был с ним согласиться, вот только сейчас ему очень нужны были труды этих экстрималов. Перед ужином парень заглянул в свою комнату, принял душ, переоделся и отправился раздавать сувениры, привезенные из Египта. Рёхею достался деревянный скарабей на удачу и расшитая золотыми нитями черная тюбетейка, Нане — традиционный скарабей, керамическая кошка — хранительница домашнего очага, а также изящная подвеска из кварца. А вот Киоко парень отловил в коридоре и, смущенно почесав кончик носа, спросил, не зайдет ли она к нему в комнату.
Не зайдет ли? Конечно, зайдет, но зачем? Ах, чтобы получить сувениры! Ну что же, хорошо. Нет, она не расстроилась. Нет, ей не грустно. Нет, она не обиделась. Да, прося откровенности надо и самой быть откровенной, но волновать и так заваленного проблемами человека — это как-то… Ну да, она немного расстроена: надеялась услышать рассказ о поездке. Почему не сказала сразу? Ну как же, беспокоилась… Ах, так после ужина можно будет встретиться с Наной в малой гостиной и поговорить? Правда? Не шутка? Так что же сразу не сказал! Ах, не спросила… Но неужели ничего интересного не произошло? И ничего… опасного? Нет? Правда? Это прямо-таки чудо… Ну да, вообще-то верно, чудеса иногда случаются. Но случится ли главное… Нет-нет, это мысли вслух. А вот и комната!
Тсуна распахнул дверь и, промчавшись к чемодану, вытащил оттуда пару свертков.
— Ты жуков не боишься, Киоко-чан? — осторожно спросил парень, сжимая в ладонях что-то большое. — А то тут статуэтка…
— Нет, что ты, — улыбнулась девушка, и в ответ на кивок Тсуны подставила ладони. В них лег теплый, согретый руками Савады кусочек дерева. Черный скарабей, обещавший удачу во всех начинаниях. Киоко рассмеялась.
— Это еще не всё! — просиял Тсуна, довольный реакцией подруги, и протянул небольшой коричневый сверток. Девушка присела на кровать, отложила жука, которого до этого разглядывала как величайшее чудо мира, и начала быстро, но аккуратно разворачивать простейшую оберточную бумагу.
— Извини, там как-то на красивые упаковки времени не было, а тут мы сразу домой поехали… — смущенно пробормотал Савада, теребя полы серого пиджака.
— Это не важно, — улыбнулась Сасагава и заправила за ухо выбившуюся светлую прядь. — Главное внимание…
Тсуна почувствовал, что краснеет, и отвернулся. Не найдя лучшего занятия, чем проверка второго свертка на целостность, он начал вертеть его в руках, но тихий восхищенный возглас девушки мгновенно вернул его внимание на законное место. Небольшая малахитовая шкатулка с изящным рисунком заставила Киоко с благоговением разглядывать каждую мельчайшую деталь и держать это сокровище как последнюю реликвию древности. Обычная малахитовая коробочка гипнотизировала ее взгляд черно-зелеными разводами и радовалась произведенному эффекту. Неожиданному.
— Там это… открой, — предложил Тсуна и закусил губу, чтобы не улыбаться слишком широко. Киоко бросила на него удивленный взгляд и, спросив одними губами: «Неужели еще что-то?..» — последовала совету. Извлеченный из плена малахита тонкий изящный браслет подмигивал слишком холодному итальянскому солнцу желтизной отказавшегося выцвести египетского кварца. Киоко с восторгом смотрела на так и просившуюся на руку вещицу, а Тсуна, затаив дыхание, ждал ее реакции.
— Чудо какое… — прошептала, наконец, Сасагава, и Десятый Вонгола шумно выдохнул. Оставался всего один подарок, за который он переживал больше всего, вызвавший кучу проблем и даже небольшой спор с Хибари, отказавшимся ждать Саваду у магазина одежды в первый день пребывания в Асуане.
— А вот это… вряд ли, конечно, ты будешь носить, — протянув всё еще неспособной оторвать взгляд от недорогого браслета девушке последний сверток, смущенно продекламировал заранее подготовленную речь Тсуна, — но я когда его увидел, сразу подумал, что тебе пойдет. Ты же… ну… — он окончательно смутился. Мысленно такие слова говорить было куда проще. Отступить или продолжить бой? — Ты же такая воздушная, вот я и решил, что оно тебе будет к лицу!