Серые низкие постройки встретили Саваду недружелюбно. Они искоса поглядывали на него железными дверьми, уставшими от дождей, и темными потеками на стенах жаловались на свою судьбу. Тсуна остался к их жалобам глух: у него было куда более важное занятие, чем осознание возраста зданий, что, возможно, скоро разделят участь нового супермаркета. Солнце выжигало остатки давно поблекшей краски, ветер выцарапывал из стен песчинки, перепады температур и дождь расширяли щели. Склады жаловались всеми миру, но мир оставался безразличен, разве что крупная птица, как старый стервятник, кружила под облаками. А впрочем, ей тоже было плевать на домишки, равно как и всему остальному миру, включая Саваду.
Зайдя в одно из зданий с плоской ржавой крышей, парень осмотрелся. Тусклый свет единственной лампы под самым потолком был ни к чему, но всё же он был, словно Клаус Хоффман ни в коем случае не хотел остаться в темноте. Распахнутая настежь дверь пустым провалом смотрела прямо на огромные ворота, разинувшие пасть напротив нее. Дневной свет заливал помещение и не нуждался в подмоге электричества, а потому Тсуна щелкнул выключателем.
— Если Вы не против, — улыбнулся он. — А то по глазам бьет.
— Ничуть, — пожал плечами сидевший у ворот на раскладном походном стульчике немец. Он был таким же, как и в прошлый раз: идеально опрятным, вычурно вежливым и излишне пафосным. Однако его взгляд говорил о том, что акула перестала играть с добычей и готова к броску. Только вот ненависти в синих глазах не было — лишь деловой интерес и желание раздавить надоедливого таракана.
Хранители зашли в помещение следом за боссом, Кен, Чикуса, Хром и Фран охраняли периметр поля, а Савада улыбался врагу, как недавно научил его Фукс. За улыбкой куклы можно скрыть что угодно: от ненависти до презрения, от любви до испуга. Улыбайся! И не показывай никому своих истинных чувств, если не хочешь, чтобы о них узнали…
— Вот только, знаете ли, я оставил охрану снаружи, а Вы Хранителей взяли с собой. Это несколько напрягает, — с такой же фальшивой улыбкой добавил Хоффман.
— Конечно, — кивнул Тсуна, и его друзья, ни слова не говоря, покинули помещение. Остались лишь четверо: Савада Тсунаёши, Клаус Хоффман и два призрака, невидимые никому, кроме своих Хозяев. Впрочем, Лия знала, что рядом находится Диана, благодаря Книге. А охотница, уже больше тысячи лет существовавшая за счет чужой смерти, чуяла ее, как чует вышедший на охоту зверь молоденькую лань.
— Итак, о чем же Вы хотели спросить, прежде чем вернетесь в Японию? — идеально белые, ровные зубы немца показались Тсуне фальшивыми. Будто фарфоровыми. Да и улыбался он в этот раз слишком широко…
Как череп.
— Мне просто интересно стало, — стараясь вести себя как раньше, в далеком, но совсем недавнем прошлом, смущаясь и запинаясь, ответил Тсуна. — Если я вернусь, я же всё равно ничего не смогу уже сделать, так что… может, расскажете, как Вы это делаете? А то я же с ума от любопытства сойду!
— Делаю что? — вскинул бровь немец, словно несказанно удивился.
— Ну… как Меч Раздора всех драться заставляет, — наивным тоном ответил Тсуна. Удар попал в цель. Хоффман не ожидал, что мальчишка узнает так много.
Однако он ни на секунду не перестал улыбаться, словно губ у него и не было. Только оскал зубов — белый, яркий, пугающий.
— Все просто: Меч пробуждает в людях третий из семи смертных грехов. Он вызывает тяжелые воспоминания, причем именно я, как его воин, решаю, о ком человек вспомнит что-то неприятное. И Меч усиливает гнев, а тот затуманивает разум, и человек уже не может себя контролировать, — спокойное, монотонное пояснение закончилось понимающим взглядом и доверительным признанием: — Но Вам это вряд ли поможет: в моем уютном стульчике спрятано новейшее изобретение немецких военных. Оно не дает записывающим устройствам работать. Всё, что получат ваши микрокамеры — пленку с помехами.
Хоффман сощурился, как довольный кот, и его гладкие, словно напомаженные волосы блеснули в лучах начавшего клониться к горизонту солнца.
— Ну и что? — состроил удивленную мордашку Тсуна. — Мне же чисто для себя узнать хочется. А разве эта штука, артефакт Сатаны, не должна в итоге Вас в Ад отправить? Это же страшно!
— Ну, раз Вы не хотите делать записи, — на очевидную ложь Хоффман ответил атакой, — то тогда точно не станете уничтожать мой стул. Остальное мелочи, разве нет?
— Нет, — Тсуна мысленно посетовал на себя за промашку, но тут же взял себя в руки: — мелочи как раз главное!
— Конечно, если хочешь уничтожить что-то, мелочи — самое главное! — рассмеялся немец.
— Ну расскажите, что Вам, жалко, что ли? — обычно мордочка обиженного хомячка в исполнении Савады всех умиляла и располагала к себе, вот только не сейчас.
— Нет, почему же? Я вообще не жадный. Но зачем Вам такие детали?
— Потому что я и сам… в Ад попасть могу, — доверительно прошептал Тсунаёши.
— Да, я знаю, — кивнул Клаус, оценивший ход противника. Но предложенный бартер был отвергнут: — Только мне не интересны подробности использования Вашего артефакта. Вы не можете помешать мне с его помощью, иначе давно бы это сделали. Но нет, Вы пришли сюда, а не уничтожили меня издали, значит… Ах, я понял! — театрально взмахнув руками, немец изобразил озарение. — Вы не хотите использовать Гримуар Совершенства, поскольку боитесь попасть в Ад? Какая глупость, право слово, уж простите меня за откровенность.
— Что еще за «Гримуар»? — озадачился Тсуна, впервые слышавший это название.
— Ох, так Вы даже не спрашивали духа артефакта, чему он служит? Как же так? — озадачился Клаус, и Тсуна попытался потянуть за эту ниточку:
— Нет, я спрашивал, но он не так назывался…
— А, понимаю. Книга Всезнания, Фолиант Абсолюта, Дневник Бельфегора, что-то из этого, да? У него много названий, — понимающе покивал немец и снисходительно посмотрел на собеседника.
— Ага, — кивнул Савада и призадумался: — А Вы о Книге много знаете?
— Хочешь спросить, как разорвать контракт? — хитро улыбнулся Хоффман.
— Это невозможно, — печально вздохнул Тсунаёши.
— Я бы не сказал.
— Ну да, Страж по своему желанию может расторгнуть договор. Но этого всё равно не случится.
— А еще контракт расторгается с момента смерти, — доброжелательная улыбка. — Уверен, что не хочешь попробовать? Возможно, клиническая смерть избавит от обязательств перед Бельфегором, а душу вернут в тело медики.
— Я не настолько оптимистичен, — вздохнул Савада, начиная перекатываться с мыска на пятку и сцепив руки в замок за спиной. — Если демон решил меня поймать, он поймает.
— Но ведь Книга Всезнания может рассказать, как уничтожить самого Бельфегора. Возможно, с его исчезновением и артефакт потеряет силу.
— Вы предлагаете пойти войной на Преисподнюю? — скептически выгнул бровь парень.
— А почему бы и нет? — серьезно ответил Хоффман. — У Вас есть возможность узнать все тайны мира, причем не только нашего. Вы способны научиться творить магию и можете победить любого противника, узнав его слабости. А я умею вызывать в живых существах гнев, причем далеко не только в людях. Вот и подумайте, неужели ничего в голову не приходит?
— Вы мне мир завоевать предлагаете, что ли? — фыркнул Тсуна, и немец рассмеялся. Громко, заразительно, пленительно.
— Отнюдь! Я всего лишь предлагаю спасти наши души от расплаты за использование артефактов. Вы ведь знаете, что ее не избежать, пока существует контракт?
— Ну почему? Если я не буду грешить, смогу избежать грехопадения, — неуверенно начал Тсунаёши, перестав раскачиваться, но его перебили:
— Нет-нет-нет, я не о том! Грехопадение — это такая милая бонусная карточка. Нагрешил — попал в Ад. Нагрешил при поддержке демонического артефакта — попал в Ад навечно. Но неужели Вы не помните законы Сансары? — немец резко нахмурился и впился в Тсуну немигающим взглядом. — Только не говорите, что не знаете законов кармы.
— Любое действие влечет последствие, — отрапортовал Савада.