— И почему я никогда не слушаю Гокудеру? — риторический вопрос сорвался с губ парня, и он с очередным тяжким вздохом побрел по залитой лунным светом воронке.
Трава смягчала звуки шагов, ночной воздух приятно холодил разгоряченную кожу, тело ломило от ушибов, а настроение парня достигло отметки «хуже быть не может». Вот только оказалось, что может. Впрочем, это как посмотреть…
Взбираясь на четвереньках наверх, Тсуна вскрикнул от боли — что-то острое впилось в его ладонь. Раздвинув густую траву, он обнаружил нечто странное: из земли торчал край металлического ящика, явно очень старого, испещренного узорами, и эти узоры накрепко приковали взгляд усталых карих глаз.
Алые сполохи.
Тсуна вздрогнул. Захотелось убраться от этого ящика куда подальше, а в памяти всплыло название «Ящик Пандоры». Вот только продолжения мысль не получила: Савада Тсунаёши учился из рук вон плохо, и древнегреческие мифы надежно обходили его разум стороной, отказываясь запоминаться. Нет, он не был ни глуп, ни бесполезен, как частенько говаривал Реборн, — просто будущий десятый босс крупнейшего мафиозного клана был очень ленив и предпочитал мангу учебникам, а учить уроки для него было каторгой.
Узоры на «Ящике Пандоры», по которым, казалось, лишь секунду назад плясало багровое пламя, манили своей изящной красотой, не давая взгляду скользнуть дальше.
— Ну… Если я маме эту коробку подарю, она же рада будет. Да и вообще, я и так весь грязный, штаны порвал, рубашка в земле… Может, если принесу ей эту коробку, она хоть не особо разозлится? А может, там вообще клад?
Тонкие пальцы коснулись земли. Светлая кожа казалась идеально белой в свете звезд и полной луны. Ногти впились в траву. А в следующую секунду комья земли начали вылетать из-под рук парня, во все глаза смотревшего на странные символы и неспособного отвести взгляд.
Где-то вдалеке ухнула сова. Отозвалась лаем бродячая собака. Ветер зашелестел кронами деревьев. А карие глаза будто обезумевшего парня роняли на землю крупные соленые капли. Тсуна не мог даже моргнуть, и слезы расчерчивали его щеки, размазывая по ним грязь, но парень этого не замечал.
Алые блики, пляска огня на изящных узорах.
Последнее усилие, и коробка была вырвана из земли — Саваде повезло, что она была закопана неглубоко, да и земля вокруг не была утоптана. А впрочем, «повезло» — излишнее в данной ситуации слово.
Как только ящик освободился из плена, наваждение рассеялось. Не было больше на рисунках танцующих огней, да и сама чеканка не казалась уже столь прекрасной — парень держал в руках небольшую, размером с энциклопедический словарь, металлическую коробку, грязную, местами опаленную, покрытую затейливыми, но излишне угловатыми узорами. Единственное, что в ней было необычного — отсутствие ржавчины. Но это легко можно было бы объяснить каким-нибудь особым сплавом… если бы шкатулка не была стальной. Однако Тсуна об этом не знал, а потому, стряхнув с добычи остатки земли, горестно вздохнул.
— И ради чего старался, а? Ладно, не бросать же ее, раз выкопал. Черт, теперь Реборн еще большую головомойку устроит: наверняка уже утро скоро!
Вот только стоило лишь парню подняться, как коробка открылась — перехватив ее, он нажал на едва заметный рычажок, и крышка распахнулась. Порыв холодного, пронизывающего до костей ветра взбудоражил лес. Писк мышей, лай собак и уханье сов прорезали тишину. А в следующую секунду всё стихло, и парень, переведя взгляд на содержимое коробки, чуть не застонал от разочарования. В серебристом металлическом плену скрывался алый бархат, на котором покоилась небольшая книга в черном переплете. Она была лишь чуть больше ладони Тсуны и ничем примечательным не отличалась — ни тиснением, ни потрепанностью, ни новизной. Это была обыкновенная книга в черной кожаной обложке, без названия, не слишком старая, но и явно не новая, а потому кладом ее назвать решился бы разве что Гокудера Хаято — фанат мистики и всего необычного.
— Вот черт! А я-то надеялся, в этой коробке что-то ценное будет. Ну всё, теперь мне точно конец. Ну что за день?!
Поморщившись, парень закрыл ящик и продолжил путь к вершине холма, благо, она была недалеко. Через десять минут он уже осматривался в храме, но о табличках ночью речь идти не могла, а потому Тсуна, вяло передвигая ноги, двинулся к лестнице. Этот день побил рекорды неудач, и всё, чего хотел парень, — принять горячую ванну и зарыться с головой под одеяло. Непритязательные мечты непритязательного человека. Вот только мечты имеют способность развиваться, и, получая малое, человек начинает мечтать о большем, а границ у его желаний не имеется…
Родной дом встретил Тсунаёши тишиной и мирной, сонной атмосферой. Поднявшись на второй этаж, парень убрал коробку под кровать и направился в ванную. Реборн, раньше ночевавший в его комнате, последние полгода спал отдельно — в соседних апартаментах, потому как после падения проклятия, превратившего взрослого человека в ребенка, новое тело лучшего киллера мира мафии начало расти, и спать в гамаке рядом с кроватью ученика теперь казалось ему не лучшей идеей. Тсуну это только радовало, но ежедневных побудок в стиле «пинок, подзатыльник и обещание превратить бесполезного Тсуну в величайшего босса Вонголы» никуда не делись, а потому относительная ночная свобода имела вполне конкретные временные рамки, да и нанести ночной визит бывший проклятый аркобалено запросто мог. Вот и торопился Тсунаёши с принятием душа, как только мог, — нарваться ночью на разборки ему не хотелось. А потому, оставив грязную одежду в корзине для белья, он чуть ли не бегом примчался в свою комнату и, нырнув под одеяло, закрыл глаза. Но сон не шел: ушибы болели, ссадины чесались, а сон в лесу давал о себе знать относительной бодростью, которую не могла уничтожить даже усталость. Повозившись в кровати минут десять, парень почесал кончик носа и решил, что раз уж в комнате он один, а сна ни в одном глазу, то можно рассмотреть находку поближе — это всё-таки куда интереснее, чем бесцельно глазеть в потолок. Включив ночник, Тсуна вытащил из-под кровати ящик, извлек из него книгу и припрятал коробку обратно — на всякий случай, а точнее, на случай вторжения в комнату солнечного аркобалено.
Луна, врываясь в незашторенное окно серебристым светом, выхватывала из полумрака стоявшую у подоконника односпальную кровать с замершим на ней худощавым шатеном, а блеклое свечение расположившегося на единственной прикроватной тумбочке ночника озаряло небольшой низкий столик в центре комнаты, разбросанные по полу томики манги и единственную книгу в толстом переплете, которую Тсуна держал в руках. Черная кожаная обложка на ощупь казалась удивительно шелковистой и будто бы теплой, но никаких изображений или хотя бы названия Тсуна на ней не нашел. Открыв первую страницу, он обнаружил чуть желтоватый лист, в центре которого расположилась пятиконечная звезда, вписанная в круг, причем казалось, что коричневый рисунок выполнен чернилами, а не напечатан в полиграфии. Но следующая страница оказалась девственно чистой, равно как и остальные — удивительно тонкие, слегка пожелтевшие от времени листы не содержали абсолютно никакой информации и даже не были пронумерованы. Покосившись на будильник и подумав, что делать в четыре утра всё равно нечего, Тсуна пересчитал листы, коих оказалось триста тридцать три, и, подивившись на их поразительную плотность при такой толщине, осторожно подергал первый чистый лист за край. Острая боль пронзила левый указательный палец, и парень зашипел, правда, скорее от неожиданности, но всё же достаточно громко.
Пара алых капель упала на тонкий лист. Раскатистый гром, прорвавшись с улицы, сообщил о том, что недавний ветер всё-таки пригнал в Намимори тучи. Савада всполошился, заметался по кровати в поисках платка, перевернул одеяло и подушки, затем смахнул капли пальцами, лишь размазав их по листу, чей край оказался острее бритвы. Платок он так и не нашел, а страница была безнадежно испорчена, и потому, в который раз посетовав на собственную неуклюжесть и неудачный день, парень спрятал книгу обратно в ящик. Укрывшись одеялом с головой и держа палец во рту, он думал о трех вещах: почему кровь не останавливается, как объяснить матери испорченную одежду и что делать с книгой. Ответ на первый вопрос искать не пришлось — через пару минут кровь остановилась, ответом на второй стало решение признаться во всем, кроме нахождения странной книги, ведь врать Реборну было невозможно — он буквально видел людей насквозь, а вот что делать с находкой Тсуна так и не придумал. Сон наконец-то вступил в свои права, погружая невезучего парня в спокойную, умиротворяющую темноту и прогоняя от него назойливые мысли и лишние треволнения.