— Я… сам?
Тихий шепот Савады прервал его тяжелый вздох. Парень шмыгнул носом и уставился в пол, а Лия едва слышно спросила:
— Вот и скажи, Тсунаёши, что важнее всего? Вера в чудо или логический расчет? Скажи, ты вынес из всего этого урок?
— Я… не подставлю друзей… больше… я буду думать… не подставлю… никогда…
— Молодец, ответ правильный, — улыбнулась призрак и осторожно обняла парня за плечи, прижав к себе.
Недоуменно Хранители смотрели на то, как их друг, прижавшись к кому-то невидимому и сжавшись в комок, кусает губы, сжимает кулаки и жмурится, отчаянно стараясь не разрыдаться. А Тсуна, прижимаясь к давно умершему человеку, впервые не чувствовал холода от ее прикосновений. Он отпускал собственную боль, найдя ту самую поддержку, которой ему не хватало во всех прошлых неприятностях. Объятия, сравнимые своим теплом и нежностью с материнскими.
— Глупый мой Тсунаёши, — прошептала Лия, аккуратно поглаживая парня по растрепанным волосам. — Тебе очень больно, но теперь ты знаешь, к чему приводит поспешное решение. Прости, я не хотела, чтобы ты грустил. Однако скоро всё станет еще хуже. И если сейчас ты не научишься быть сильным и думать на десять ходов вперед, закончишь… плачевно. Погибнешь в муках, один, сломанный… Эта судьба слишком страшна. Обойди ее. Ты слишком светлый человечек для подобного финала. Прости себя за эту глупость, исправь ее последствия и не совершай новых. Это будет твое искупление и твоя защита от новых бед.
— Но Киоко-чан…
— Она поймет и простит. Ведь ты ей очень дорог. А еще она в тебя верит.
— Я ее подвел…
— Да. Но больше не подведешь. Так ведь?
— Да! — Тсуна поднял голову и посмотрел на Лию. Она улыбалась. И осторожно стерев слезы с глаз Савады, призрак прошептала:
— Вот и молодец. Живые могут исправить свои ошибки. Потому просто продолжай жить. И не допускай новых.
Тсуна кивнул и слабо улыбнулся. Он чувствовал себя пятилетним ребенком, который поранился в песочнице, потеряв все свои игрушки, и разревелся, и которого мама, немного пожурив, утешила, подарив ему чувство абсолютной защищенности. И боль постепенно уходила, как уходили разочарования, печали и сомнения. Призрак была права: на ошибках люди учатся, и чем серьезнее ошибка, тем сильнее урок.
— Вот и молодец, — улыбнулась Страж, продолжая кончиками пальцев вытирать слезы Хозяина, не замечавшего всегда пугавших его загноившихся ран. — Давай вытрем слезы и подумаем, что нам теперь делать, да?
Савада кивнул и, уткнувшись лбом в плечо Лии, шумно выдохнул. А в следующую секунду он взял себя в руки, поднялся, шепнул Стражу: «Спасибо!» — и посмотрел на друзей.
— Надо уходить, — нервно бросил Хаято, — мне не нравится его условие. Десять минут — это слишком много.
— Уверен, это ловушка, — поддержал подрывника мечник.
— Мы не уйдем. Иначе Киоко-чан пострадает, — ответил Тсуна и зажег Пламя Предсмертной Воли. Вот только ни он сам, ни его взгляд не изменились. В нем была всё та же решимость, независящая от наличия Пламени, что загорелась в карих глазах, когда Тсуна поднялся с пола.
— Тогда что делать? — нахмурился Гокудера.
— Зажигаем Пламя, достаем оружие, — Тсуна натянул варежки, вынув их из кармана пиджака, и они тут же превратились в окутанные оранжевым пламенем перчатки Вонголы. — Если что, отбиваем атаку.
Ожерелье мечника и пояс Хаято мгновенно полыхнули Пламенем, и парни, встав в круг, приготовились отражать нападение.
— Если здесь будет…
Договорить Тсуна не успел.
Дикий грохот заглушил все звуки, и земля содрогнулась. А в следующую секунду старое здание сложилось, будто карточный домик. И взрывная волна, промчавшись по окрестностям, выбила стекла соседних домов. Огненные языки заплясали на старых деревянных балках, осколки кирпичей прокатились по почерневшему асфальту, серая пыль темным облаком взметнулась в воздух.
Клаус Хоффман, сидя в салоне бронированного автомобиля, довольно улыбался, глядя на монитор часов, отражавших уродливую картину взрыва.
========== 29) Затишье в эпицентре бури ==========
Серая пыль оседала на землю дождем военного неба. Ветер разносил крупицы праха наконец дождавшегося давно запланированной смерти здания по улицам старинного городка, рассказывая украшенным потеками домам об ожидающей их судьбе. Дома молчали в ответ и закрывали глаза пестрыми шторами век. Им не было дела до смерти, пока она не постучалась в их дверь.
Искореженный сетчатый забор напоминал о восстаниях в концлагерях, массовых побегах из тюрем и военных действиях не меньше груды камней, в которую превратилось хлипкое здание. Разве что на нем совсем не было багряных языков пламени, почти нежно слизывавших остатки жизни с деревянных перекрытий погибшего свидетеля зари маленького города. Взрыв положил начало закату. И жители окрестных домов, высунувшись из окон и распахнув пестрые занавески, с любопытством и недоумением взирали на памятник собственному прошлому, воздвигнутый скульптором-абстракционистом, которому взрывчатка была милее стеки.
Пыль медленно оседала на асфальт, решив, что оплакивать больше нечего.
По грязной, усыпанной осколками кирпичей и цемента дороге брели трое. Глубокие царапины роняли мелкие алые капли, словно уговаривая пыль продолжить притворяться дождем. Волосы этих троих были растрепаны, одежда порвана и перепачкана в пыли, гари и крови, но на лицах застыло странное, неуместное выражение. Полная отрешенность. Безразлично переставляя ноги по серому полотну, они пустым взглядом смотрели вдаль, на горизонт, но словно ничего не видели. Потому что в их головах звенел набатным колоколом вопрос, куда более насущный, чем злость на человека, решившего их убить.
«Если нас попытались взорвать, что будет с Киоко?»
И больше всех этот вопрос терзал Саваду Тсунаёши, который готов был прямо сейчас зажечь Пламя и лететь на ее поиски. Но он этого не делал. Потому что летать над городом под прицелом взглядов сотен горожан было запрещено. А подставлять Вонголу и своих друзей еще больше он не мог. Отойдя от места взрыва на достаточное расстояние и свернув в переулок, где никто не мог их увидеть, друзья начали быстро перешептываться. Было решено, что Тсуна, как единственный Хранитель, способный летать, отправится на поиски Киоко, Гокудера и Ямамото же должны были бежать к магазину стройматериалов — узнать, что произошло с Рёхеем, и вызвать подмогу. Телефоны парней пострадали от взрыва, равно как и планшет, но микрофлешку, за которой они приезжали, удалось сохранить: ее спасли небольшие размеры и то, что спрятана она была в нагрудном кармане пиджака Тсуны, ведь во время взрыва он инстинктивно защищал живот и грудь — самые уязвимые части тела. Впрочем, если бы парни не зажгли Пламя, даже чрезмерная выносливость и усиленные наличием Пламени защитные функции организма не спасли бы их. Но, к счастью, они успели его зажечь и даже приготовить оружие, а потому пострадали не сильно. Вот только это не решало вопрос, ржавым ножом вспарывавший сознание Тсунаёши. «Как там Киоко-чан?..»
Боль. Страх. Тоска. Чувство вины. Всё это беспощадной лавиной захлестывало душу Десятого Вонголы, но его разум оставался на удивление чист. Словно что-то в нем изменилось. Словно осознав, что он явился причиной возможной гибели любимой девушки, Тсуна повзрослел. И в его сознании щелкнул переключатель, оставивший детство, сомнения и неуверенность позади. Потому что больше он не имел права на ошибку. Ни на одну.
Взмыв в воздух, Савада оставил друзей и помчался высоко над городом, высматривая на дорогах черный джип, запримеченный им еще при входе в ныне почившее здание. Однако машины нигде видно не было, и Савада попытался прикинуть, в какую сторону мог податься Хоффман. Получалось, что ему необходимо было срочно убираться из населенного пункта и мчаться к автостраде, чтобы как можно быстрее покинуть зону досягаемости Хранителей, и Тсуна, взлетев повыше и посмотрев на город, словно на его уменьшенный макет, очертил для себя примерный район поисков. Рванувшись в сторону окраины, он нашел руины, в которые превратился несостоявшийся склад боеприпасов, и проследил за разветвлением дорог, отходивших от него, а затем помчался вдоль серого полотна, быстрее остальных выводившего автомобили из города.