Из положительного - сюжет развивается довольно динамично. Героиню решают отдать в жены лешему за то, что волки-оборотни защитили ее родную деревню от кочевников, причем пожертвовать любимой внучкой неожиданно решает не кто-нибудь, а ее дед, который обожал Даринку и не знал, чем бы еще ее порадовать. Тут сразу возникает вопрос, в чем дело - то ли дед Даринки, как Раевский, думает, что в трудную минуту лидер должен быть готов пожертвовать для общего спасения самыми близкими людьми, и реализует этот брутальный принцип за счет малолетней внучки, то ли хитрый дед на самом деле хочет девочке добра и знает, что «жертва» на самом деле обернется для нее чем-нибудь неожиданно хорошим (например, леший окажется прекрасным принцем, а его хоромы - царскими палатами). Это вызывает любопытство и побуждает читать дальше. Но в интриге с нападением и жертвоприношением, увы, недостает детализации - «появляются из ниоткуда и уходят в никуда» не только таинственные волки-избавители, но и кочевники, так что пока что мир никак не выглядит объемным и живым.
Оставленная на лесной поляне девочка приходит в себя в избе у «бабы Нюры», которая рассказывает ей сказку. Даринка засыпает, а во сне вспоминает все, что с ней случилось после жертвоприношения. Автор активно нагнетает, но честное слово - получившаяся в итоге сцена изнасилования Даринки страшным лешим заслуживает первой строчки в моем топе «самые нелепые потуги авторов описывать соитие». Цитирую без изменений: «Лапы чудовища грубо опирались на ее луно [1], когда уд [2] взламывал затворы [3], проникая в мясные ворота [4], вызывая нестерпимую жгучую боль». Я от одних только скобочек со сносками не мог проржаться битых пять минут. Не художественное произведение, а какой-то трактат по анатомии. Чтобы узнать, что такое мясные ворота, см. иллюстацию номер 4 в Приложениях... Не кажется ли автору, что смысл выбранных им терминов настолько очевиден и прозрачен, что какие-либо пояснения излишни? Это же надо было так себе подгадить - чтобы кульминационная, тяжелая по смыслу сцена выглядела исключительно дебильно и комично!
Радует здесь, пожалуй, лишь одно - в отличие от многих авторов с Литеры, автор «Волчьей доли» не романтизирует насилие. Все, что случилось, описывается как надругательство над телом и душой ГГ, как нечто грубое, непоправимое и грязное, без гнусной ахинеи в стиле «и тогда она взглянула в дивные глубокие глаза [насильника] и поняла, что это Настоящая Любовь».
Очень хотелось бы сказать, что автор сохранил такое отношение к насилию, не превращая свою книгу в воспевание Стокгольмского синдрома, но, к сожалению, уже в следующей главе героине начинают объяснять, что «все совсем не так»: «Бедная моя внученька, я понимаю, что, по незнанию, тебе было страшно и гадко, но он не надругался над тобой, поверь мне, - уверяет баба Нюра. - Наш леший Егорий сим действом принял тебя и дал свое добро на твое посвящение». Окей, допустим, герои живут в другую историческую эпоху, у них другая мораль, а некоторые из них, вдобавок ко всему - не люди. Так что все произошедшее действительно может восприниматься лешим и его старой помощницей, как часть магической инициации. Но готов ли я, читатель, проглотить такое объяснение? Нет. И дело тут совсем не в том, что я - человек 21 века, который не способен посмотреть на мир глазами дикаря с магическим мышлением. Даже каннибализм можно описать так, что он не будет вызывать вопросов - если речь о полудиком племени, где ритуальное поедание плоти врага означает присвоение его силы и воинских способностей, и если - это очень важно! - автор смог заставить нас поверить в подлинность своих героев силой своего таланта и детальной проработкой мира.