— Фамилия? — спросил он. Я назвал себя.
— Что вы здесь делаете?
— Да вот охраняю метеорологический пункт.
— А где Барышников?
— Умер.
Наступило молчание. Чекисты переглянулись. Я уже сообразил, что ко мне пожаловали чекисты. Старший, пожилой, сказал:
— Вот как. И давно?
— Позавчера вечером.
— Где вы его похоронили?
— Я не хоронил. Иван Иванович Иванов хоронил. А впрочем, не знаю — может быть, он тоже не хоронил.
— Значит, вы не принимали участия в похоронах? Я рассказал о своем появлении здесь, о вчерашнем походе в селение Полван-Таш к мулле с просьбой похоронить Барышникова по мусульманскому обряду.
— Так ведь он был русский, почему же по мусульманскому обряду? — спросил старший чекист.
— Перед смертью он выразил желание, чтобы его похоронили по обряду.
— Ты сам слышал?
— Нет, я пришел сюда через час после его смерти. Мне Иван Иванович сказал.
— Темнит! — усмехнулся чекист с усиками. — Ты брось, молод еще нам темнить. У нас и не такие раскалываются.
— А мне и не в чем раскалываться, — ответил я.
— Сколько судимостей? — спросил старший.
— Ни одной. Под судом ни разу не был.
— А откуда же знаешь, слово «раскалываться»?
— Догадался. Не так уже трудно.
— Хитрить не советую.
И пожилой протянул мне книжечку — удостоверение. «Коренев. Старший инспектор Центророзыска. Москва», — прочел я.
— Значит, вы из Москвы?
— Да, с Петровки. Помнишь небось?
— Я не могу помнить, никогда в Москве не был.
После этого чекисты просматривали репродукции, тетради, книги Барышникова, Коренев вскрыл пакет и прочитал мое заявление в Ходжентский райисполком.
— Думал посылать?
— Для этого и писал.
Заявление очень помогло. Коренев мне поверил. Но все-таки отправил меня в сопровождении милиционера и чекиста с усиками в Полван-Таш, чтобы мулла подтвердил свою вчерашнюю беседу со мною. Мулла подтвердил, хотя и смотрел при этом на меня волком. Подтвердили и служки и возница вчерашней арбы. Мое положение упрочилось, и на обратном пути я был куда веселее. Да и чекист с усиками тоже отошел и теперь разговаривал со мною охотно.
Коренев выслушал его доклад, обратился ко мне:
— Допускаю, что ты говоришь правду. Потом проверю, конечно, а пока допускаю. А вот когда ты вернулся на арбе из Полван-Таша и никого здесь не застал, ты ничего не заподозрил?
— Заподозрил, — ответил я.
— Что именно?
— Убийство. Может быть, это очень глупо…
— Вовсе не глупо, — прервал меня Коренев. — Ты правильно заподозрил. Здесь определенно убийство, если, впрочем, ты говоришь правду.
— Чистую правду.
— Тогда здесь убийство. Для того тебя и отослали в Полван-Таш к мулле, чтобы ты не мешал спрятать труп. Да, тебе повезло в прошлую ночь. Не в эту, а в прошлую.
— Чем? — не понял я.
— Да тем, что жив. Им все равно было хоронить — одного или двух.
Верно, могли ведь убить! Я испугался и сам почувствовал бледность на своем лице. Вообще мне свойственно пугаться задним числом, когда опасность уже миновала, то же самое было со мною и на войне.
— И спрятан труп где-нибудь здесь, поблизости, — продолжал Коренев. — Унести далеко они вдвоем не могли.
— Может быть, на арбе какой-нибудь мимоезжей, — подсказал я.
— Да нет, зачем бы им показывать убитого еще одному человеку? Места хватит и здесь вокруг. Будем искать. Ты нам здорово помог, — обратился он ко мне уже совсем доверительно. — Если бы мы здесь никого не застали, то подумали бы, что Барышников просто ушел.
— А по какому делу вы его ищете? — спросил я. Коренев промолчал в ответ.
И мы стали искать. Осмотрели лопаты, найденные в соседнем домике. Ну что ж, лопаты как лопаты, по ним ничего не узнаешь. Коренев, однако, попробовал копать глинистую, высохшую в камень почву. Лопаты не брали ее. А по другую сторону домиков, ближе к тугаю, почва понижалась и была много мягче, отсюда и следовало начинать поиски.
Искали весь день, ничего не нашли. Вечером один из милиционеров съездил в Полван-Таш, привез нам лепешек, кислого молока и печеной рыбы, распяленной на ивовых рогульках. За ужином Коренев сердился и ворчал на меня:
— К мулле вовсе и ходить не следовало. Отошел бы немного, вернулся, засел где-нибудь в кустах и посмотрел, где хоронят.
— Да я, когда шел к мулле, ничего не подозревал. Это уже после.
— Вот тебе раз! Собираются хоронить русского по мусульманскому обряду, и он спокойненько идет к мулле договариваться, и в голове у него не возникает никаких подозрений! Даже и непонятно. Ведь и людей этих ты видел впервые! Должен был заподозрить. Такой зевок! В розыске за это выгоняют со службы.