Мы приуныли — эти двенадцать верст до станции оказались большой помехой.
— Если бы пришлось бежать мужчине, было бы легче, — сказал Юсуп. — Весной здесь, в Ходженте, судили одного басмача, он целый год прятался под женской одеждой, под черным покрывалом, и его не могли поймать.
Почему он вспомнил этого басмача? Видимо, он уже вступил на путь догадки, только с другого конца.
Басмач, мужчина под женской одеждой! Перевернем — пусть будет женщина, девушка в мужской одежде!
— В европейской мужской одежде! — подхватил Юсуп. — К нам в Ходжент, в райком комсомола, часто приезжают из области. Потом уезжают. Извозчики привыкли.
Так родился наш простой и фантастичный план; если он удался, то потому только, что был по-мальчишески фантастичным.
В ближайшую пятницу, в час предвечерней молитвы, мы пошли к дому Кутбии. Я остался на углу, на страже, а Юсуп нырнул в переулок, к забору, огораживающему сад.
Минут через десять он вернулся. Его брюки на коленях были выпачканы серой глиной. Я понял: забор высок, и он, чтобы заглянуть, подтягивался на руках.
— В саду ее нет, должно быть — в доме, — сказал он.
— Следи, Юсуп, может быть, она все-таки придет в сад.
— Меня могут заметить в переулке.
— Прыгни через забор, притаись в саду где-нибудь в кустах и жди.
Он исчез, я отошел на противоположную сторону дороги в тень старых верб над маленьким водоемом. Отсюда переулок хорошо просматривался, он был пустынен. Вот показался в глубине какой-то старик на сереньком ишаке, выехал на большую дорогу и повернул к базару, потом из переулка вышли две закрытые женщины и тоже повернули к базару, и я, глядя им вслед, старался по походке угадать, какая моложе, а какая старше. Ждал я долго, солнце садилось в золотой пыли, а на земле в затененных местах уже сгущался вечерний сумрак, от водоема потянуло на меня запахом тины. Юсупа все не было, уж не попался ли он?.. Наконец он появился, махнул мне рукой: пойдем. Он быстрым шагом шел по одной стороне дороги, я вровень с ним по другой, мы не сближались, даже не смотрели друг на друга. «Что это мы врозь идем, точно оставляем за собою труп», — подумалось мне. Я пересек дорогу, подошел к Юсупу, он был бледен.
— Ну? — спросил я.
— Чуть не попался, — ответил он. — Когда мы с нею разговаривали, в сад пришел ее дядя. Удивительно, что он не заметил меня в кустах, десяти шагов не было.
— Так ты говорил с нею?
— Конечно, говорил. Она согласна.
— Ты назначил день?
— Да, послезавтра, в это же время.
— Послезавтра! — воскликнул я. — Ты сошел с ума! У нас же еще ничего не готово и нет мужского костюма для нее! Почему ты назначил так быстро?
— Это не я, это она сама назначила. Ее хотят на лето отправить в горы, дядя за ней приехал.
Признаться, я удивился характеру Кутбии: сразу решила, в одну минуту. Вот вам и забитая, угнетенная женщина Востока! Но ведь и решила она так быстро потому, что и сам Восток уже изменился и она уже могла решать сама за себя.
Юсуп описал мне фигуру Кутбии: роста среднего, очень тоненькая, значит костюм нужен самого маленького размера, на подростка.
Жизнь в Ходженте из-за дневной жары начиналась рано, в семь часов магазины уже открывались. На следующее утро я пошел в центросоюзовский магазин. Там готовой одежды не оказалось, мне смогли предложить только мужскую соломенную шляпу и ботинки. В госторговском магазине оказался один-единственный парусиновый костюм — необъятный, сшитый на толстяка. Пришлось взять с расчетом на переделку.
Вблизи базара обитал русский портной: «Прием заказов, а также перелицовка и ремонт». Его вывеска была как и все другие, украшена золотой медалью и надписью «Фирма существует с 1862 года». Мы с Юсупом постучали в калитку. Никто не ответил. Мы вошли во дворик и увидели портного. Лохматый, в одних кальсонах, босой, он крался вдоль освещенной солнцем стены и ловил на ней кого-то невидимого. Прихлопнет ладонью, потом, сжав пальцами пустоту, долго и внимательно разглядывает ее.
В дверях показалась жена портного, подошла к нам.
— Какая там переделка! — неприветливо сказала она, выслушав нас. — Разве сами не видите — он в полосу зашел.
Тут я сообразил, что портной запил и сейчас ловит чертей на стене.
— Через неделю заходите, он к тому времени очухается! — сказала женщина.
Через неделю! Нам и одного часа нельзя было терять. Я стал уговаривать женщину самолично взяться за переделку.
— За качество не спросим, — говорил я. — Как выйдет, так и ладно, лишь бы в срок. Пять рублей… Шесть… Ну, семь хотите!