Выбрать главу

Они делают вид, что они ждут, чтобы жить, чтобы сделать возможным для кого-то жить, и, как во сне, всё пытаются сделать вид, будто они живут.

Кто-то заходит в дом и смотрит из своего окна на улицу.

Кто-то выходит из дома и смотрит с улицы на свое окно.

Кто-то ходит по улице и видит других по пути.

Кто-то заходит по пути и смотрит на дом, как на свой собственный.

Кто-то всегда в пути и не обращает внимания на дома.

Кто-то не обращает внимания на других, идущих по улице.

Кто-то обращает внимание на себя, когда выходит на прогулку.

Кто-то идет по улице, чтобы обратить внимание на себя.

Кто-то обращает внимание на себя и заходит в дома других.

Кто-то выходит из домов других, но не смотрит на них.

Кто-то приходит к себе домой, но не включает свет.

Кто-то не хочет, чтобы на него смотрели, но сидит в одиночестве в темноте.

Кто-то ходит в темноте, он ищет свет в доме.

Кто-то зажигает свет в своем доме, но не ждет, что кто-то придет.

Кто-то всегда ждет кого-то, но забыл включить свет.

<…>

Кто-то одинок, потому что он не был в состоянии мыслить себя иначе.

Кто-то одинок, потому что был в состоянии мыслить себя иначе.

Кто-то одинок, потому что исчез в своих мыслях.

Кто-то всегда одинок и считает себя умирающим.

Кто-то умер и лежит в доме с окнами на улицу.

Кто-то умер и лежит в доме, где горят все огни.

Кто-то умер в доме, который иначе был бы полностью заброшен.

Кто-то умер там, где никогда не ожидали найти кого-то.

Кто-то умер, и внезапно появляется среди всех остальных.

Кто-то умер, и виден тем, кто все равно проходит мимо.

Кто-то умер, и его вынесли из его дома с наступлением тьмы.

Кто-то умер, и его рассматривают те, кто, наконец, ослеп.

Кто-то стоит не двигаясь и, наконец, оказавшись наедине с другим умершим.

Это было — и всё на Этом

Цикл стихов «Это» (Det, 1969) Ингер Кристенсен стал для 1960-х одной из ключевых книг. «Это» не просто художественный подвиг, но и текст, подытоживающий ряд тенденций того времени. Йорген Лет назвал его «провидческим озарением, сконцентрировавшим опыт целого поколения». Дебютный для Кристенсен «Свет» вышел в 1962-м, за ним, год спустя, последовал сборник «Трава». Оба сборника близки по стилю поэтике Клауса Рифбьерга, Айвана Малиноуски или Йоргена Густава Брандта. Но все меняется спустя шесть-семь лет с появлением «Это», когда Пер Хойхольт, Ханс Йорген Нильсен, Йорген Лет и другие начали создавать экспериментальные направления в литературе, конкретизм и системную поэзию.

«Это», назовем его лирическим эпосом, создан по канонам системной поэзии, и его сложное смысловое содержание гармонично сочетается с рамками строгой формальной схемы. Понятие системной поэзии, введенное литературным критиком Стефеном Хальсковом Ларсеном в 1971-м году, охватывает тексты, построение которых в большей мере опирается на формальные принципы, такие как числовые ряды, и в меньшей степени — на содержание или нарратив. Система как литературный инструмент играет решающую роль в произведениях Ингер Кристенсен, в особенности это относится к сборнику «alfabet» (1981). Для Ингер Кристенсен, впрочем, жесткие рамки формальных ограничений не становятся проблемой. Парадоксальным образом они генерируют новый поэтический язык. Часть «творческой свободы» поэта, понятное дело, жертвуется во благо обретения языком большей степени самостоятельности, поскольку творить начинает сама система и сам язык. Между Ингер Кристенсен и другими современными ей поэтами, такими, как Ханс Йорген Нильсен, Свен Оге Мадсен, Пер Хойхольт и Клаус Хек, образуются связующие звенья.

Произведение делится на три больших главы. В качестве введения выступает «Prologos», содержащий 526 строк. Далее следует большая средняя часть под заглавием «Logos» и завершается весь текст главой «Epilogos» в 528 строках. Ингер Кристенсен ведет здесь речь о творении и о творческой силе языка, которую она помещает в рамки строгой философской системы. Несмотря на значительный объем, «Это» нельзя назвать необозримым или хаотичным, напротив, его композиция максимально выверена.

В «Prologos» и «Logos» описано, в духе Ветхого Завета, сотворение мира, а «Epilogos» описывает страх его гибели. Так каким же образом происходило сотворение мира? Цикл начинается словом «это» («det»), которое начинает разрастаться и из которого, наконец, вырастает некий текст. Датское слово «det» обладает исключительной многозначностью: оно является и местоимением «это» или «оно», и связкой «то, что», и определенным артиклем, используется также для субстантивации других частей речи. Такая многозначность придает датскому языку интонационную гибкость, которой виртуозно пользуется Ингер Кристенсен. За словом «det» следует одно из идиоматических выражений, в котором оно используется дважды в разных значениях: «det var det» (дословно — «это было это») — «ну, вот и все», или «это было — и все на этом» в переводе А. Прокопьева. В итоге из одного слова «это» экстраполируется целый мир. Так Ингер Кристенсен указывает на творение как на космологический феномен, но и на творчество как на феномен языковой, — оба феномена взаимозависимы в рамках человеческого понимания мира. Сложное соотношение между языком и миром в целом является центральным пунктом в цикле «Это», как и в творчестве Ингер Кристенсен во всей его целостности. Кажется, что Ингер Кристенсен в «Это» постоянно бросает вызов соотношению между языком и миром. Так, например, описательно говорится: «Сжатый мир, окаменевшая перспектива, непроходимый фиксированный смысл» — но одновременно обнаруживается твердая вера в возможность творчества, которое язык раскрывает в системе.