XX
Рауль Равэн, вас выбрал цех,[17]
Так подаянью нет помех —
Его достоин ваш собрат.
Мне на люди являться грех,
Брожу подальше ото всех.
А под крыло был крепко взят —
Не все так за дитём следят!
Я должен быть, наверно, рад:
Плачу по счету за успех,
И скорби плоть мою язвят,
Но душу чистят и светлят —
Ещё бы тело без прорех.
XXI
Гарэн, коль этак суждено —
Мне без поклона не вольно
Уйти, и нету в том желанья.
Но расставанье решено,
Воротят лица все давно,
А мне так тяжко отвыканье.
Худое вчуже прозябанье!
Другое мнится пребыванье,
Вдали местечко есть одно,
Да слишком тяжко испытанье.
Храню на Бога упованье,
А пост мой длится всё равно.
XXII
К тебе, ристатель славный Бод,
С поклоном сердце пусть дойдёт.
В добре как прежде верховодь!
Будь весел, без моих забот,
Здоров, без хвори и невзгод,
Да будет щедр к тебе Господь.
Вся боль в мою вцепилась плоть,
От радости — едва щепоть,
И та попала в обмолот:
Взялась болезнь меня молоть,
И это худо не сбороть,
И хватку вряд ли разожмёт.
XXIII
Берар, как был бы я неправ
Поклон вам низкий не послав!
Седмица ждёт меня страстная;
Ваш куртуазный знаю нрав,
И, петь отныне перестав,
Вас огорчил бы, не желая.
Но, все препоны отвергая,
Из гнили речь бежит живая:
Недужна плоть, но разум здрав.
И плещет родничок, сияя —
Ведь сердце и хвороба злая
Не сцепятся в единый сплав.
XXIV
Устав страданья мне знаком,
Будь, Бод Булар, уверен в том,
И пусть Господь тебя хранит.
Мне впору тронуться умом —
Боль так и лезет напролом,
Стыд осаждает, и твердит:
Тому, кто язвами смердит,
Чей вид лишь попусту смутит,
К друзьям неслед проситься в дом.
Роптать мне радость не велит:
Когда Господь благословит,
Умру, чтоб вечно жить потом.
XXV
Страданье, власть умерь свою!
Мартен Вердьер в ином краю,
Но другом он зовется смело.
Бертран давно вошёл в семью,
И был хорош ко мне Майу —
За каждым есть благое дело!
Нельзя дозволить здесь пробела
Чтоб ты забыть их не сумело —
Теперь внесу в скрижаль мою.
Лишь Божьей власти нет предела:
Коль он моё похитил тело,
То душу сам я отдаю.
XXVI
Боль, будь моим посланцем скорым,
Коль сердце нынче стало хворым —
Поклон мой Жоффруа-врачу.
Я рад его признать сеньором —
Лечить как он уменьем спорым
Кому другому по плечу?
Его трудов не умолчу —
Сродни швецу или ткачу,
С прорехой сладил и зазором,
Подштопал кожицы парчу —
Свободно головой кручу,
И нет корост, подобных шорам.
XXVII
Боль, ты свела веселья след!
Альому передай привет —
И пусть простится он со мною.
Не свидеться, тяжёл запрет,
И радости давно уж нет,
Что я всегда носил с собою.
Всего лишён, да много стою:
Измучен этой битвой злою
Воскресну — и умру для бед.
Все чувства Господу открою —
Хоть гуще мрак перед зарёю,
И темь в глазах, да в сердце свет.
XXVIII
Ох, Бод Фастуль, меня влекут
На скорый и неправый суд,
Что прочит мне судьбу лихую.
Истец-веселье — явный плут:
Добро бы дал мне хоть лоскут,
А цену хочет взять двойную.
С ним близок был — теперь плачу я,
Но в горе выгоду я чую,
Потеря там, прибыток тут:
Надежду я храню благую
На радость вечную, святую,
На ту, что все душою ждут.
XXIX
Страданье, сквозь твои заслоны —
Всем Пьедаржантуа поклоны:
Кто мне милей, того бегу.
Симон, нигде не знай препоны,
Носи в бою кресты червлёны —
Я свой нести едва могу.
Ючусь в заброшенном логу,
Неведом нехристю-врагу.
Будь мягче Господа законы,
Признай Он и во мне слугу —
Я не остался бы в долгу,
Сирвенты пел, а не канцоны.[18]
XXX
Тома и Бод, Господь в подмогу!
Как мне, унылу и убогу,
Ваш нрав любезный не ценить!
Так будьте же любезны Богу —
В меня-то Он вонзил острогу,
Но вашу пусть лелеет прыть,
И даст вам доблесть проявить!
Хотел я помощи просить —
Взять на Дамаск меня в дорогу.
Но не дал Бог мне с вами быть,
Заставил по счетам платить,
А я играл, видать, помногу.
XXXI
Боль не уймется, боль — трудяга,
Гнетёт и жмёт, сминает тяга,
Не отпускает день и ночь.
Боль да позор — моя ватага,
Не сделать одному и шага,
К друзьям себя не приволочь.
Я до веселья был охоч —
Ан места нет, и гонят прочь.
Прощай, коль я теперь бродяга —
Я зваться как и ты не прочь,
Да совпадут ли где точь-в-точь,
Жеан Беда — с Жераром Благо?[19]
вернуться
«Рауль Равэн, вас выбрал цех» — в оригинале, где адресат именуется maire, не вполне ясна его должность; предположительно речь идёт о главе (мэре) Братства Опаленных, Confrérie des Ardents, объединявшем «жонглёров и горожан Арраса» и являвшимся обществом взаимопомощи, по типу многих средневековых братств и цехов. Бодель был членом братства и, возможно, находился у братства на службе (см. также ниже). Братство, видоизменяясь, существовало несколько столетий (с начала XII-го по XX-й века).
вернуться
«Сирвенты пел, а не канцоны» — традиционно, канцона — любовная песнь, сирвента — песнь о воинском походе и воинских доблестях.
вернуться
«Да совпадут ли где точь-в-точь, / Жеан Беда — с Жераром Благо» — в оригинале — игра слов Johan Duel a Gerart Joie (Duel, «скорбь», рифмуется с «Бодель», прозвище Joie буквально означает «веселье»).