Молодой человек стоял с гордо поднятым подбородком и с вызовом глядел на сидевшего напротив ветхого старика, из-за кустистых седых бровей которого было невозможно отследить направление его взгляда.
В кабинете магистра воздух, казалось, поглощал все звуки, чтобы ничто не нарушало повисшую в нём абсолютную тишину. И именно эта тишина подначивала юношу сделать или сказать что-либо.
Он открыл было рот и попытался выпалить что-то, но ни звука не было издано им. Тишина была непоколебима. Магия кабинета поглотила все звуки, не дав им набрать силу.
«Отец в своём репертуаре, кто ж сомневался! Ему, как всегда, нет дела до того, что я хочу сказать», – эта мысль не осталась незамеченной, и магистр поднял брови, чтобы сын взглянул в его глаза. В них были сокрыты великая мудрость, отпечаток различных эпох, ушедших в никуда, жизнь и смерть, боль и любовь. Глядя в эти глаза, молодой человек почувствовал себя блохой, увидавшей великана. Взгляд старика смягчился, он прочёл и эту мысль.
– Сын, ты ещё слишком молод, но уже на верном пути, – его губы не шевелились, тишина не была нарушена ни малейшим колебанием воздуха, – эквиллы сыграли с тобой злую шутку, не позволив пройти Испытание.
Молодой человек опустил глаза и принялся изучать свои сандалии.
– Тебе не из-за чего себя корить, ты не смог бы пройти его, покуда пребываешь в моей тени, ищешь моего признания, хоть ввиду возраста не признаёшься себе в этом.
Юноша никак не реагировал на слова отца. Точнее, на посылаемые тем мысли.
– Я признаю тебя, сын мой. Из своего поколения ты лучший маг.
Это выбило из него всю спесь, он ошарашенно уставился на отца, ведь тот никогда не шутил, будучи всегда предельно серьёзным.
– Да, я признаю тебя, – эти слова магистр произнёс вслух, что подействовало подобно внезапному раскату грома.
– Я не понимаю, отец…
– Не нужно искать причины всему происходящему, сын. Ты не вернёшься в Академию ни как неофит, ни как академист. У меня есть куда более важное дело.
И далее уже без слов, снова погружая свой кабинет и мир сына в почти физически ощутимую тишину, добавил:
– Ты должен исправить мою ошибку. Ошибку Восьми.
– Что за бессмыслица! Единый мир сейчас не раздираем войнами, люди живут в мире и благоденствуют, а последний ихтимандр был убит более двух сотен лет назад. Никогда ещё раньше мир не был надёжнее и крепче, если судить по книгам. Люди и банемиды трудятся вместе. Мы в безопасности! Магия, технология, мыслительство! Мы…
– Довольно.
Старик поднялся и вышел из-за стола. Несмотря на весьма и весьма почтенный возраст, он стоял прямо и твёрдо на своих ногах, а его спина не была согнута, как у куда более молодых старожил, населявших этот мир.
– Ты многого не знаешь. Никто не знает. Но я тебе всё покажу.
Сказав это, он приложил костлявый палец ко лбу сына.
– Смотри же…
***
…Его мир исчез. Он знал, что находится в кабинете отца, но с каждым мгновением это казалось ему менее реальным.
Перед его глазами бурлили потоки лавы, кипели реки, вздымались и осыпались горы, бушевали ураганы. Всё перемешивалось, рушилось и созидалось. Это был хаос, великий и прекрасный, но пугающий своей мощью и бессмысленностью.
– Тода! – сначала он решил, что ему показалось, будто отец позвал его по имени, ведь кругом всё гремело и шипело, создавая неслыханный гул. Однако голос вновь позвал его. – Тода, смотри дальше, смотри выше!
И он посмотрел.
Запрокинув голову кверху, юноша упал и… полетел, продолжая стоять. Это ставило его разум в тупик, подводя его к краю пропасти безумия. Он был мал, наподобие камешка под ногами, но расширялся до размеров неба. Не в силах больше этого выносить, Тода зажмурился.
Что-то изменилось.
Стало тихо?! Нет, не совсем. Он различал голоса. Несколько голосов.
Открыв глаза, молодой человек заметил восемь фигур, стоявших в полумраке тесной каморки. Они говорили о войнах, которых не было, об опасностях, которых не существовало.
– Это чушь! Вы знаете, что мы можем, и знаете, что мы должны! – резкий женский голос, бросавший каждое слово с неприкрытым вызовом.
– Согласен. Но также мы должны всё ещё раз обдумать, оценить и взвесить, – глубокий явно мужской басистый голос.
– Уже обдумали, мы ведь проголосовали, разве нет?! – этот голос Тода знал. Конечно, звучал он иначе: молодо, уверенно, но то был голос его отца.