В итоге он пришел к выводу, что в некоторых случаях, в частности когда пациенты перенесли серьезную психологическую травму, включается своего рода система аутоиммунной защиты, которая либо полностью стирает травматические воспоминания из памяти, либо намеренно искажает их, делает приемлемыми, подобно тому как белые кровяные тельца атакуют вирус в организме. Следовательно, наш мозг обладает своеобразной мусорной корзиной.
Эти процессы происходят самопроизвольно, однако Видер задался вопросом, нельзя ли обнаружить механизм их действия, с тем чтобы терапевт мог ими управлять. Процесс, начавшийся самопроизвольно, часто наносит непоправимый вред пациенту, стирая не только болезненные, но и приятные воспоминания, что в некоторых случаях травмирует еще больше, – иными словами, как будто для лечения раненой или обожженной руки предписывают ампутацию.
Свои исследования Видер продолжил в Принстоне, где к нему обратились представители какой-то государственной организации, предложив принять участие в секретной программе. В подробностях Видер об этом не рассказывал, ограничиваясь лишь туманными намеками, но Лора предполагала, что программа как-то связана с устранением болезненных или нежелательных воспоминаний у разведчиков или военных, принимавших участие в секретных операциях. От разговоров об этом Видер уклонялся, и в последнее время его отношения с Лорой разладились.
От рассказа Лоры меня пробила дрожь. Неужели все то, что я считал неоспоримыми проявлениями действительности, на деле могло быть моим субъективным восприятием, и только? Неужели наши воспоминания – это всего лишь искусный монтаж, будто ролик кинопленки, или нечто, вылепленное из бесформенного комка пластилина?
Я попытался объяснить, что с подобной теорией трудно согласиться, но Лора уверенно возразила:
– А у тебя никогда не возникало ощущения, будто ты уже сталкивался с чем-то подобным, что-то такое уже переживал? Неужели незнакомое место никогда не представлялось тебе смутно знакомым – всего лишь потому, что в детстве тебе о нем рассказывали? Потому что память стерла воспоминания о рассказах и подменила их воспоминаниями о событии…
Действительно, я долгое время считал, будто видел по телевизору Супербоул 1970 года, решающий матч между командами «Канзас-сити чифс» и «Миннесота вайкингс» – мне тогда не было и пяти лет, – хотя на самом деле всего-навсего наслушался отцовских рассказов об этой игре.
– Ну вот, об этом я и говорю! Именно потому исследователи всегда сомневаются в рассказах очевидцев: как правило, свидетели дают противоречивые показания, путаются в деталях. К примеру, машина сбила пешехода… Одни свидетели утверждают, что автомобиль был синего цвета, другие – что красного, хотя на самом деле он был желтым. Наша память – не видеокамера, которая правдиво фиксирует происходящие события; она, как сценарист и режиссер одновременно, создает кинофильм из обрывков действительности.
Не знаю почему, но Лорины слова запали в память. Мне было все равно, в чем именно замешан Видер, гораздо больше меня волновало, рассказала ли Лора правду о Тимоти Сандерсе.
Даже сейчас, тридцать лет спустя, я помню это имя. А еще в тот вечер я снова задумался над отношениями Лоры и Видера – были ли они чем-то бóльшим, чем строго профессиональные? В восьмидесятые годы прошлого века сексуальные домогательства широко обсуждались в прессе; скандальные истории коснулись и университетов. Иногда одного обвинения в недостойном поведении было достаточно для того, чтобы разрушить карьеру или запятнать репутацию. Не верилось, что Видер, знаменитый исследователь, пойдет на такой риск ради интрижки с привлекательной студенткой.
Ночь мы с Лорой провели на диване в гостиной. Лора быстро уснула, а я, не в силах сомкнуть глаз, глядел на ее обнаженное тело, на длинные ноги, на изгиб бедер и четко очерченные плечи. Она спала как дитя, сжав кулаки. В конце концов я решил, что она сказала мне правду: иногда очень хочется поверить в то, что фокусник действительно вытаскивает из шляпы слона.
Глава четвертая
Следующий четверг, День благодарения, я провел с Лорой. Мы купили жареную индейку в ресторанчике на Ирвинг-стрит, пригласили Лориных друзей. Эдди, мой брат, болел гриппом, температурил, и мама очень за него волновалась – я больше часа проговорил с родными по телефону, рассказал им, что нашел временную работу. Ни о Видере, ни о Тимоти Сандерсе мы с Лорой больше не упоминали. Веселье затянулось до утра, а на выходные мы поехали в Нью-Йорк, где поселились в крошечной гостинице в Бруклин-Хайтс.