Я все больше убеждалась в том, что Карн просто не хочет общаться со мной, и эта уверенность породила во мне глубокую горечь. Я ведь так была уверена, что он любит меня, и что наша любовь может справиться с любыми бедами. Я была одинока, покинута. Единственным свидетельством того, что я была любима, остался мой ребенок.
Когда листья нашего садика начали желтеть, я, тщательно подбирая слова, составила послание Первому Коммерсанту Тремо. Потом по-фрувански, медленно и внятно для чужеземца, прочла его перед рекордером.
— Я не могу связаться со своим лордом. Не знаю, действительно ли таково его желание. Следует ли мне обратиться за помощью извне? Несомненно, ваши связи и связи моего отца могли бы спасти его. Если вы сочтете это стоящей идеей, не поможете ли вы мне.
Я щелкнула выключателем и задумалась. Мне необходимо было знать.
— Я хочу знать правду, Сэм, какова бы она ни была. Если Карн должен погибнуть, или погибнуть только для меня… — Я не могла продолжать в том же духе. Добавив в конце: — Передайте ему, что я люблю его, — я перемотала запись, запечатала пакет, надписала адрес и бросила в почтовый контейнер.
Неделю спустя одна из младших дьяконесс постучала в мою дверь и просунула голову в дверь.
— Простите, что беспокою вас, но аббатиса Альба хочет с вами поговорить.
Альба встретила меня у двери своего кабинета.
— Здесь был человек Гильдии и хотел повидать вас. — Должно быть, она заметила, какой радостью для меня оказалась эта новость — это значило, что наконец-то мой крик достиг чьих-то ушей. Аббатиса нахмурилась и строго продолжала: — Я, конечно же, не могла ему позволить говорить с вами и отослала его.
Я в ярости повернулась, чтобы уйти, но аббатиса остановила меня, положив руку мне на плечо.
— Он сказал, что дело неотложное и касается моего племянника, поэтому я разрешила ему оставить вот это, — она вложила мне в руку кассету с лентой. — Я надеюсь, что это добрые вести.
Мягкость последних слов аббатисы удивила меня, да, кажется, и ее тоже. Она резко повернулась и исчезла в своем кабинете, плотно притворив дверь за собой.
Лента содержала очень мало новостей. Сэму не позволили проникнуть в Онтар, откуда не доходили даже слухи.
«Ларга, я сделал все, что мог. Я переслал ваше письмо в поместье с Вейсманом. Его блокировали в городе во время последней осады, и ему пришлось укрыться в помещении Гильдии. Он поклялся любовью к своему лорду, что проберется в Онтар. Когда Харлана на несколько часов отбросили, он направился туда».
Пришел рождественский пост с дождями и морозом. С каждым днем усиливалось во мне чувство горечи, а мысли становились все более и более злыми. Меня снова предали. Он использовал меня. Мужчины, которых я встречала в своей жизни, говорили себе, — пусть она думает, что я люблю ее, — и принимались убеждать меня в этом. И я верила им. Ланс теперь богат, как он и мечтал об этом всегда. У Карна будет сын, которого он хотел. Теперь меня уже дважды одурачили. Хуже, чем дважды, потому что Карн никогда не притворялся, что верит в любовь между мужчиной и женщиной. А если вспомнить; то он несколько раз говорил о такой любви, как о чем-то скверном. Каждый раз цепочка горьких мыслей кончалась одним и тем же — почему же я не могу перестать его любить? Я разлюбила Ланса — почему я продолжаю себя мучить?
Мои дни сменяли друг друга так же однообразно, как дождевые капли на стекле. Я не покидала своей комнаты, кроме как для трапезы или для долгих одиноких прогулок по крепостной стене. Погода мне была безразлична, эти прогулки приносили облегчение. Женщины из Семей начинали скучать и искали новых собеседников, но я не хотела их видеть. Они напоминали мне о жизни, которую я должна была забыть. Но с каждым днем росла во мне частичка, оставшаяся от той жизни, и вместе с ней все глубже становился конфликт между жившей в моем сердце неколебимой верой в то, что Карн любит меня, и уязвленной гордостью, не устававшей мне повторять, что я предана и покинута. Каждый день из разговоров в трапезной я узнавала о постоянном ослаблении позиций Халарека и о невероятном ожесточении нового крестьянского восстания. Война разрушала все Дома.
Прошло Рождество, лишенное праздничного веселья, разве что на службе в Сочельник зажгли побольше свечей. Даже на святой день мой лорд не прислал ни слова. Через два дня после Рождества я сидела у своего окна и слушала, как завывает снаружи ледяной ветер. Кто-то постучал в дверь. Я не отозвалась, решив, что кто бы там ни был, пусть уходит. Стук повторился. Потом дверь еле слышно отворилась. Я раздраженно повернулась, но резкие слова не успели слететь с языка. Бледная и тяжело опирающаяся на Донну, в дверном проеме стояла Кит.
— Мир, Жанна, — ее голос был тоненькой ниточкой звуков.
— У меня нет мира, — я отвернулась к окну. Неужели после месяцев молчания Кит надеялась на восторженный прием?
— Миледи…
— Тихо, Донна! Помоги мне сесть.
По шороху я догадалась, что они прошли по комнате, и Кит опустилась в кресло у стола. Было слышно, как она тяжело дышит, потом прозвучал ее хриплый голос:
— Я пришла к вам, Жанна, со словом от вашего лорда.
Мои пальцы вцепились в подоконник. Слова душили меня.
— Он слишком долго собирался. Мне больше не интересно, что он хочет сказать.
— Слишком долго? — голос Кит дрогнул от возмущения. — Вы несправедливы. Разве две недели это долго?
— Две недели? — я не смогла совладать с собой и слишком поздно сообразила, что короткий и злой смешок, сорвавшийся с моих губ, прозвучал как грубость. Я повернулась к Кит. — Леди Катрин, я провела здесь в одиночестве четыре долгих месяца, не получив ни единого письма ни от моего лорда, ни от вас, ни от людей, которым, как мне казалось, я не чужая. Спустя столько времени и после стольких мучений мне уже все безразлично.
Кит посмотрела на меня долгим и внимательным взглядом.
— Может быть, вам безразлично, что привело Карна к гибели?
Время остановилось. Кровь отхлынула от головы, и в глазах у меня потемнело. Мне пришлось ухватиться за подоконник.
— Он мертв? Как? — прохрипела я.
Кит покачала головой.
— Нет. Пока. Тетушка Альба сказала, что вы замкнулись в себе. К сожалению, слишком поздно, Жанна, когда вы уже успели все разрушить.
— Разрушить? — я почувствовала внезапную слабость.
Кит тяжело поднялась и медленно пошла к двери.
— Пойдемте, я вам покажу. Вы, кажется, единственная на Старкере-4, кто еще не знает.
19
Кит привела меня в комнату Совета. Вся палата Совета была на месте. Члены Совета сидели тихо и ждали с необычным для них нетерпением. Карн тоже сидел за столом, но солдаты, все в разной форме, стояли вокруг него, как будто он был преступник. Председатель призвал собрание к порядку.
— Лорд Ричард, вы собрали нас по срочному делу. Разъясните нам обстоятельства.
— Лорды и вы, Свободные люди. Много месяцев то, что сейчас могу доказать, было лишь моим подозрением. Я собрал вас, чтобы обвинить публично лорда Карна, Лхарра Дома Халареков, в преступлении против Старкера-4.
Все находившиеся в комнате вздрогнули, хотя каждый знал, зачем он приглашен. Лорд Ричард, дождавшись, когда сказанное дойдет до слушателей и произведет наибольший эффект, продолжал:
— Мои наблюдения охватывают период его юности, а также правления и после…
Рид перебил его.
— Милорд, мы, собравшиеся здесь, Свободные люди и члены ѕ домов, но не слуги. Не старайтесь играть словами. Карн Халатик был и остается Лхарром. Информация о смерти лорда Карна — очевидная ошибка. В то же время именно ваши солдаты схватили его, стараясь убить его и Ларгу. Это ваши солдаты принесли известие о его смерти. Вы тоже можете быть обвинены, так что называйте Лхарра его титулом и обратитесь к фактам.
— В данный момент титулы не важны, — угрюмо возразил Ричард. — Каждый человек должен отвечать за свои поступки, и, как вы знаете, по древнему закону он отвечает и за поступки своей жены. Итак, я обвиняю Карна Халарека в нарушении этого закона.