Отец Анатолий спросил погрустневшего Петра о его болезни:
— И что теперь? Операция?
— Теперь срочная операция — так сказала мне женщина, доктор медицинских наук, которая меня обследовала.
— И что, это такое неизбежное дело у всех пожилых мужиков? — спросил глубоко заинтересованный таким раскладом иеромонах, который тоже приблизился вплотную к этому опасному для мужчин возрасту.
— Да, докторша эта мне прямо сказала, — отец Петр приостановился, видимо, подыскивая подходящие слова. А потом рубанул открытым текстом: — «Трахаться, говорит, надо как следует. Тогда все будет в порядке». Я ей объясняю, что, мол, то пост, то матушка препятствует, а она как рявкнет: «Вот теперь доцеремонился! Надо было хватать ее и валить на кровать!..» Да-с! Так вот. Женщины — они умеют выразиться, — смущенно добавил он.
Отец Анатолий тоже крякнул рассудительно:
— Да! Они могут!
И разговор опять вернулся в старое церковное русло.
Еще постояли, потоптались во дворе. И батюшка передал ему ключи от храма:
— Вверяю!
— Надеюсь, ненадолго! — заметил его волнение отец Анатолий. — Скоро вернешься к месту службы.
— На все Божья воля! — тихо сказал в свою очередь отец Петр. И спохватился:
— Что ж я такой бестолковый человек? Ключи отдаю, а к месту не определил. Поселю я тебя в одном пустующем курене. Тут недавно хозяйка его скончалась, царствие ей небесное. Оставила хозяйство на мое попечение с условием, ежели в течение года не объявится ее непутевый сын, уехавший на Дальний Восток, курень продать, а деньги направить на благоукрашение храма. Так что ждем, присматриваем. Вот туда я тебя и определю на жительство.
«Монах — он как кот. У него ничего нет, но он счастлив».
— Туда так туда! — сказал отец Анатолий, ожидая, пока Петр кликнет своего пономаря.
Через некоторое время тот снова явился, и отец Петр распорядился отвести отца Анатолия к месту. А сам, смущаясь, произнес:
— Вы уж извините, что все так спехом. Меня давно ждут в клинике. Я еще на той неделе должен был лечь! Все ждал замену. Поэтому я уж поеду. Прости, Бога ради, за такое негостеприимство. Бог даст — свидимся! Тогда уж…
А Анатолий и не обижался. Он понимал, что в таком вот состоянии, ожидая вердикта врачей, как приговора, человеку не до исполнения долга гостеприимства в виде торжественных трапез да разного рода церемоний. Ему надо готовиться к своей судьбе.
Пономарь Прохор, охотно болтая о станичных новостях, повел его в сторону Дона. Здесь, недалеко от берега, стоял оставшийся с каких-то еще дореволюционных времен типичный казачий курень со всеми соответствующими, но уже нежилыми пристройками. Небольшая хата, крытая по-старинному плотным, похоже, еще свежим камышом, с закрытыми наглухо ставнями. Во дворе летняя кухня с навесом, летняя печка, на которой и готовили, чтобы не топить в доме (иначе от жары с ума сойдешь). Здесь, судя по всему, завтракали, обедали и ужинали. Скотный баз с покосившимися воротами. Погреб с ледником, где хранили картошку, овощи, фрукты.
«Бывает же такое. Сохранит Господь такой вот чудо-юдо двор!» — думал Казаков.
Во дворе росли простые полевые цветы, плодовые деревья.
— Матушка ухаживает! — объяснил пономарь эту оставшуюся роскошь.
По скрипучим ступенькам они прошли в дом. Небольшая простая горница. В углу комод. У стенки старинная металлическая кровать с пружинной сеткой. На ней покрывало. И горка подушек в белых вышитых наволочках. В середине стол. Около него бог весть как попавшее сюда плетеное кресло. И старинный допотопный телевизор на тумбочке. Экран закрывала цветастая салфетка.
Похоже, тут ничего не менялось полсотни лет. Только добавлялись какие-то новые вещи взамен устаревших и вышедших из строя.
На стенах висели черно-белые фотографии. Лихие чубатые казаки опираются на сабли. Казачки, одетые по моде тех далеких лет. Дети с вытаращенными глазами, чумазые, но довольные.
— Ну, вы пока располагайтесь, отец Анатолий! — сказал Прохор. — А я пойду распоряжусь.
Ну, что ему было сказать по этому поводу? Он и начал располагаться.
Поставил свой чемоданчик в угол и, стащив с себя подрясник, прилег на кровать. И только сейчас почувствовал, как страшно устал от дороги, от жаркого дня. И, наверное, от всей своей кажущейся ему сейчас такой долгой-долгой жизни.
Он как-то незаметно придремал. И проснулся от того, что хлопнула входная дверь. Это опять на пороге комнаты явился Прохор. Он принес обед в кастрюльках: