У холмов пощипывало траву стадо баранов и ягнят. Поодаль резвились мальчишки. Увидев меня, они остановились. Один из них приложив руку к груди, почтительно поздоровался.
Я подумал, что эта воспитанность, эта высокая культура, пожалуй, равны самаркандским памятникам, именно потомки тех, кто их возвел и должны быть столь лас ковы и доброжелательны. Прежде чем продолжить игру, дети долго смотрели мне вслед. Им, наверно, казалось странным, что я один, под вечер, брожу среди этих пустынных холмов.
Где же был здесь город? На этой возвышенности или дальше, вокруг холмов? Под ногами множество цветных фаянсовых черепков. Я знаю, что там, за Афрасиябом, около села, на высоком холме сохранились руины знаменитой обсерватории Улугбека. Много я видел подобных курганов, под которыми погребены целые города. В Азербайджане, Узбекистане, на Украине, в России...
Археологи перекрещивающимися полосами раскапывают место, где был расположен древний город, названный именем правителя. Все углубляются и углубляются в землю. Раскрываются стены древнего города, но они продолжают свои раскопки, снимая слой за слоем, чтобы добраться до основы, исходного слоя.
Я шагаю через раскопанные траншеи, смотрю на изящную кладку кирпичей, положенных руками далеких от нас людей и сейчас трудно отделимых от земли, и странная бесконечная печаль, смешанная с гордостью, обуревает меня...
Выше места, где ведут свои работы археологи, встречаю целую свору собак, лежащих на земле. Я прохожу рядом с ними, но они не обращают на меня внимания. Опустив на лапы свои внушающие ужас морды, полураскрыв глаза, они смотрят куда-то вдаль. И вдруг мне кажется, что и эти собаки понимают, на какой земле они сейчас лежат. Может быть, каким-то чудом достигает их далекий гул древнего города, многоликого, яркого, огромного, поражающего воображение, а теперь запечатленного в памяти этих трав, цветов, камней, земли. Может быть, здесь, на холме они охраняют дух своих далеких предков. Может быть, и они чувствуют биение сердца своих далеких прародителей, доходящее до них сквозь пласты времен.
Древняя столица Согдианы терпеливо, на протяжении многих лет очищается от земли. Вымощенные камнем улицы, кварталы ремесленников, жилые помещения позволяют представить себе живую, бурлящую, многогранную жизнь города, который строился на протяжении почти двух тысяч лет. Особенно поражают стенные росписи ханского дворца. Сейчас восстановлена часть из них, изображающая праздничный ритуал.
Стенная роспись эта - несомненно одно из высоких достижений мировой культуры.
Задумавшись, возвращаюсь назад и, подняв голову, с удивлением вижу, что впереди, в десяти-пятнадцати шагах от меня, по тропинке спокойненько поднимается, размахивая пушистым хвостом, самая настоящая лиса.
Видимо, она давно заметила меня и время от времени оглядываясь на меня своими прищуренными, красноватыми, хитрыми глазами, без особого беспокойства продолжает свой путь. При виде этой лисы, спокойно и безмятежно шествующей передо мной, хотя кругом столько собак, мне становится весело.
Бог ты мой, неужели и у этой лисы есть своя память! Ведь под этими холмами спят не только герои, но и лисы!..
...Дорога, вдоль ущелья Шахи-зинда, где собрано большое количество бесценных произведений зодчества, поднимается вверх, по склону холма. Этот поразительный архитектурный ансамбль включает в себя десять мавзолеев. Поднявшись по тридцати шести ступенькам древней лестницы, оказываешься в необыкновенном мире.
Вправо и влево от вымощенной камнем дороги возвышаются подлинные жемчужины архитектуры, искусства, может быть, не такие объемные как другие памятники Самарканда, но вызывающие такое же восхищение красотой соцветий, изяществом узоров. Какому из них отдать предпочтение? Трудно ответить. Здесь похоронены близкие родственники Тимура, его жена и сестра. Дорога поднимается вверх и неожиданно прерывается полукруглым двориком, венчающим эти необыкновенные памятники. Дверь, открывающаяся вправо, ведет к самому древнему сооружению этого ансамбля - к мавзолею Куссама ибн Аббаса.
Мне вспомнились следующие слова о Самарканде из книги, прочитанной накануне: "Предполагается, что первый мавзолей Шахи-зинда возвел приехавший из Тебриза азербайджанец Уста Али".
Какой памятник создал Уста Али! Не будь того первого мавзолея возможно ли было чудо Шахи-зинда?... О строительстве мечети Бибиханум пишут так: "Двести каменотесов из Азербайджана, Персии и Индии работали на строительстве самой мечети, пятьсот рабочих обрабатывали камень около Пенджкента и посылали его в Самарканд". Сколько подобных Уста Али было среди них!
В вечернем зареве я смотрю на стены из глазурованного кирпича, тысячью оттенков светящихся в лучах заходящего солнца, на волшебную гармонию узоров, их симметрию и законченность, и вдруг ощущаю в своем сердце биение сердца Уста Али. Что заставило его приехать из Тебриза в Самарканд, каким ветром занесло?
Как ни близки наши народы, их языки, культуры, все-таки родина есть родина! Никто по своей воле, без особой нужды не оставляет свой очаг! Земля, история поглотили миллионы и миллионы человеческих судеб. Единственное, что остается - песня, только песня, песня красоты, запечатленная в камне руками Уста Али и тысячи подобных ему мастеров.
Белинский называл архитектуру "застывшей песней". Именно в Шахи-зинда, в Самарканде ощущаешь истинное значение этих слов...
Вспоминаю карту, показывающую влияние Тебризской архитектурной школы, из книги моего друга, архитектора Джафара Гияси "Далекие - близкие страны" (Баку, 1985). Влияние это распространяется от Индии до Балкан. Поклонившись памяти Уста Али, возвращаюсь назад и по дороге чувствую, как сами собой слагаются стихи:
Сплелись следы, взошедшие из тьмы.
Из родственного пыльного тумана.
И я прочел узоры Аджеми
На плитах мавзолея Тамерлана.
Высоких минаретов острова
Плывут, тоскуя, в мареве заката.
Ковров тебризских пестрая канва
Цветет на старых стенах Самарканда....
Вмурована безмерная тоска
Твоя во плоть промчавшихся столетий.
Чтоб родину узреть издалека,
Так высоко вознес ты минареты.