И позже, когда сели ужинать и Света, красная от волнения, разливала борщ, Маше хотелось выскочить из-за стола и убежать подальше от этой квартиры, и она запоздало подумала, что надо было опрокинуть кастрюлю, и никто бы не догадался, что она совершила.
– Пахнет очень вкусно. – Вероника поднесла ложку ко рту и тут же сморщилась.
– Что? – испуганно спросила Света.
– Соль. Борщ очень соленый.
– Соленый? – Света попробовала и растерянно проговорила: – Он не был соленым. Маша, скажи.
– Да, – с трудом выдохнула Маша.
– Вот видите. Он, правда, был несоленым. Честное слово! – на глазах Светы показались слезы.
– Ничего, бывает. Я тоже иногда ошибаюсь, то пересолю, то недосолю. Не переживай. Сейчас достанем колбасу, сыр и поужинаем. Ничего страшного не случилось, – пыталась успокоить Свету Вероника Семеновна.
– Но он не был соленым. Честное слово!
Маше было так жаль Свету, так жаль, и хотелось выручить ее, признаться, что соль насыпала она, а борщ был очень вкусным. Но ее удерживала от этого одна мысль – скажи она все, Светка уж точно останется здесь, а ей придется прямо сейчас возвращаться в детдом. Она согласна была туда вернуться, но только вместе со Светой.
Тем временем Света, твердившая как заклинание, что борщ был не соленым, вдруг замолчала и круглыми от ужасной мысли глазами посмотрела на Машу. До Светы только-только дошло, что борщ не мог сам по себе стать солонее, а в квартире кроме нее и Маши никого не было. Но хотя все стало ясно, Света не могла до конца в это поверить, ведь Маша была ее единственная подруга и не могла так поступить. Да зачем ей это надо? И тут же поняла, зачем. Маша хочет остаться с Вероникой Семеновной и потому пытается ей навредить.
Света жевала сыр, не чувствуя вкуса, и думала, что ей делать. Обида, отчаяние Светы искали выхода, и, воспользовавшись тем, что Вероника Семеновна вместе с Машей мыли посуду, она ножницами полоснула подол черного платья, в которое наряжалась Маша.
Вероника Семеновна вошла в комнату, села на диван, и девочки тут же пристроились к ней с двух сторон.
– Чем занимались сегодня?
– Маша красила губы вашей помадой и надевала черное платье и… – Света ну никак не смогла сказать, что платье порвано.
– А Света курила вашу сигарету, – тут же отреагировала Маша.
Вероника с удивлением посмотрела на девочек:
– Вы что, поссорились?
Но они не слышали ее. Света, со злостью глядя на Машу, сказала:
– А Маша порвала ваше черное платье.
Маша глянула на Свету полными от ужаса глазами:
– Неправда! Вероника Семеновна, я его не рвала! Честное слово!
– Успокойся… Что с вами сегодня? – Вероника достала из шкафа платье и, найдя рваное место, спокойно спросила:
– Зацепила за что-нибудь? Ничего, оно уже старое, выбрасывать пора.
– Это не я порвала, это Светка нарочно сделала!
– Нарочно? Зачем?
– Машка врет, она порвала платье и быстро повесила. И назло насыпала в борщ соль. Гадина!
– Сама ты гадина! Врет она, врет. Не рвала я!
Девочки плакали и кричали наперебой. Вдруг Света кинулась на Машу с кулаками:
– Гадина! Гадина!
Вероника развела девочек, и они еще долго плакали навзрыд, пока хозяйка звонила Альбине с просьбой срочно приехать.
Мужчина в доме
Автобуса долго не было, и на остановке скопилась толпа.
Кира Саввична из-за своей полноты и не мечтала уехать первым автобусом, но так получилось, что двери автобуса открылись как раз напротив. Секундное размышление – и решение за нее приняли другие.
– Растопырилась, корова! – рослый мужчина с силой оттолкнул Киру Саввичну так, что она едва устояла на ногах.
– А ну, продвинулись вперед! – уже в автобусе так же зло кричал толкнувший ее мужчина.
Эта неожиданная обида, к которой Кира Саввична не была готова, всколыхнули обиды последних месяцев – она была ими переполнена, – и Кира Саввична чуть не заплакала. Удержало внимание толпы, переключившееся на нее после ухода автобуса. Внимание: насмешливое – так, мол, тебе и надо, корове; злое – словно она была виновата в их долгом стоянии; равнодушное, и ни одного сочувствующего. Правда, женщина в ярко-зеленой кофте громко сказала:
– Был бы рядом мужчина, так побоялся бы толкнуть. Козел!
Но эти слова были не состраданием Кире Саввичне, а то ли укором стоявшим на остановке мужчинам, то ли укором совсем другому мужчине, находившемуся в данное время в ином месте.
Однако слова запомнились Кире Саввичне, и она повторяла их и в автобусе, и на работе. Но вскоре дела отвлекли ее.