Я замахала руками, стоя на веранде кафе:
— Это я! Я здесь!
Он бегом бросился ко мне. Маленькая девочка подскакивала у него на шее, вцепившись кулачками в его волнистые волосы. Отец полысел еще больше с тех пор, как мы виделись последний раз. Там, где раньше у него была густая темная шевелюра, похожая на жесткую овечью шерсть, теперь остались всего лишь редкие пряди. И я подумала, уж не Нарйа ли в этом виновата. Неужели он так ее любил, что позволял выдирать остатки своих кудрей? (Мои мягкие каштановые волосы достались мне от матери.) Казалось, ребенок не обратил никакого внимания на то, что размеренный шаг отца внезапно перешел в галоп. Она весело засмеялась, но, когда отец поднялся по ступенькам веранды и подошел к моему столику, сразу замолчала. Он опустил ее на пыльный дощатый пол, где она осталась неподвижно стоять, молча разглядывая меня… пока мы на время о ней забыли.
Отец обнял меня; я обняла его.
— Так-так-так! — засмеялся он. — Блудная дочь возвращается домой. Или, по крайней мере, находится близко от своего дома…
— Я как раз иду домой, не беспокойся.
— Ох и тяжелые были времена! Мы так волновались. Хорошо, что ты была далеко на юге…
— На юге? Я?
— Ты писала об этом в последнем письме… как же давно это было! Что творится: в городе полно мужчин из Джангали. Вооруженных до зубов! А ты действительно была на юге во время войны?
— Ну не совсем, па. Ой, мне столько нужно вам рассказать. Какое счастье, что я тебя встретила. Я так волновалась, как там ты и мама…
— Волновалась? — Он удивленно поднял бровь. — Кто бы мог подумать. — Но в его голосе звучали веселые нотки, а не упрек.
— Поэтому я и задержалась здесь, чтобы выпить кофе. Чтобы все обдумать и подобрать подходящие слова. У меня плохие новости.
— Ты о Капси, да?
— Вы уже знаете! Отец покачал головой!
— Мы догадывались. Веррино, Шпиль, война. Глупо было на что-то надеяться! Кроме того, Капси давно сделал выбор, никого не спрашивая, и с тех пор даже о нас и не вспоминал, — Он говорил печально и без злости.
Ну конечно! Я могла сказать им, что Капси погиб на войне… А потом, через полгода, они бы все узнали из моей книги.
Я пожевала губу:
— Это было не на войне…
Отец прижал палец к моим губам:
— Давай пока будем просто радоваться твоему возвращению. Если придется надеть траур, мы подумаем об этом позже. Мы с мамой уже свыклись с мыслью, что больше не… увидим Капси. — Отец откинул голову, разглядывая меня. Он не был высоким, но все же был выше меня на целых пол пяди. — Хорошо выглядишь, дочка.
— Правда?
— Нет. Вообще-то неправда. Не «хорошо». Видно, что ты немало натерпелась. Но твое сердце все выдержало. Ты стала взрослой. Ты ушла из дома девочкой, а вернулась взрослой женщиной.
— О, — сказала я, — не заставляй меня краснеть. — Отец до сих пор не знал, что именно я отвела Червя вниз по реке. Об этом событии знали все, а вот имени героини не знал никто. Пока не знал. Гильдия хранила молчание, дожидаясь выхода моей книги.
— Кстати, о девочках, — сказала я, — а как там моя сестричка? — И тут я впервые внимательно посмотрела на Нарйу. Она едва доходила мне до колена, была худенькой, с копной темно-коричневых кудряшек. Этим она походила на отца. Ее глаза были карими, так же как и мои. Я думала, что она будет для меня совершенно чужой, но, взглянув в ее глаза, я словно увидела в них свое странное отражение. Должно быть, все это время она внимательно меня разглядывала, поскольку не двинулась с того места, куда ее поставил отец. И вдруг она мне подмигнула.
Ей что, пыль попала в глаз? Как только я подумала о пыли, она принялась тереть кулачком глаз. Потом, озорно улыбнувшись, заковыляла к столу и уцепилась за его край.
— А кто это такая большая здоровая девочка? — спросил отец, ероша ее кудряшки. (Она была не особенно большой.) — И такая воспитанная. Ты знаешь, Йалин, я почти не слышал, чтобы она плакала. Вообще-то, — он перешел на шепот, — я иногда, думаю, что она слишком уж воспитанная.
— Не то, что я, верно?
— О, она всем интересуется, наша Нарйа. И похоже, все схватывает на лету. Но иногда часами сидит на одном месте, как курица-наседка. Даже не догадываешься, что она здесь. Думает о чем-то своем, не иначе. Ее не перекормишь, даже когда твоя мать пытается засунуть ей ложку в рот. Ну и хорошо, а то превратит ее в пампушку.
— Привет, Нарйа, — сказала я. — Меня зовут Йалин. Я твоя сестра.
Нарйа молча смотрела на меня.
— Она еще плохо говорит, — доверительно сообщил отец.
— А как насчет «ождь»? Когда идет дождь. Ты писал мне.
— Она начала говорить. Сказала несколько слов. И после этого замолчала, как, знаешь, когда кто-нибудь находит свисток, а потом его выбрасывает. Честно говоря, нас это немного беспокоит.