Ни тропинок, ни каких-то подсказок для путника там, разумеется, не было. Но квартет и не ожидал ничего такого. Так что они просто осторожно ехали вперед, углубляясь все дальше в лес. И уже через лучину друзья с сожалением вспоминали благодатный Поющий лес на юге королевства, по которому в свое время немало побродили и ночью, и днем.
— Честное слово, я скучаю по тем жутким зеленоглазым тварям и дышащим деревьям! — воскликнул Хьюго, поглядывая на стремительно темнеющее небо. Облака, казалось, надвинулись еще ниже, из серого обратившись в непроглядный черный. Как бы в насмешку над путниками капризная природа нагоняла новую бурю: пугающе недалеко уже снова гремел гром.
— Там нас встретит Хранитель в кошачьем теле, а кто встретит нас здесь?.. — спросил больше у самого себя, чем у друзей, Эверард.
— Хорошо бы, не то, что кинулось на меня, — вставил Юджин еще слабым голосом. Его старательно поддерживал вор, и силы, так внезапно покинувшие мага, постепенно, мягкими волнами возвращались. Вскоре он почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы пересесть на свою лошадь, но друзья все еще посматривали на него с беспокойством.
Кривые, некрасивые деревья вокруг не имели ничего общего с благородными древними гигантами Поющего леса. Здесь то и дело попадались замаскировавшиеся во мхе и хворосте крутые овраги, переплетающиеся корни коварно выступали над землей, прикрытые незнакомой низкой травкой. Спустя немного времени лес стал таким густым, что Мигель уже заламывал веточки, чтобы, в случае чего, найти обратную дорогу. А еще через пол лучины он, чертыхаясь, на чем свет стоит, резко поднял коня на дыбы, разворачиваясь к товарищам со злой гримасой. За его спиной покачивалась последняя обломанная им самим веточка.
— Тремр гха’рт! — рыкнул он. — Мы уже были здесь!
Эверард поежился и зажег между ладоней светлый сгусток благословения. Оно боязливо жалось к его рукам, но монах все равно, не глядя на своих друзей, слегка подкинул его над головой, выпуская на свободу.
Они ехали дальше, пристально глядя по сторонам и твердо держа курс. И на этот раз еще быстрее, чем прежде, перед Мигелем появилась сломанная веточка, а в воздухе запахло храмовыми маслами.
Теперь на лице наемника был гневный оскал.
— Ничего не поделаешь, поедем дальше, — неожиданно миролюбиво тронул его за плечо Эв. — Попробуем в последний раз.
И тут голос подал огненный маг, все это время тщательно копивший силы в молчании.
— Я читал о таком. Это вроде защитного барьера, какой использовали первые маги. И Эверард все правильно сказал: единственный способ преодолеть его — двигаться дальше напролом. Если начнем искать обходные пути, можем попасть куда угодно… И не только в наш мир.
— Кхм. Отлично! Всегда мечтал бродить кругами, зная, что попаду в Бездну, если сверну. Да помогут нам боги…
— И что еще ты знаешь об этих кругах? — наемник осадил коня и задышал спокойнее.
— Жрут сил немерено и действуют на всех без исключения, включая создателя, — отрезал Юджин, — редкостная зараза.
Пока они втроем обсуждали положение, рыжий вор прислушивался и принюхивался. Он привык доверять интуиции, безошибочно подсказывающей выход из, казалось бы, тупиковых ситуаций. И сейчас…
— Смотрите! Смотрите, там всадники! Четверо!
На звонкий голос воришки остальные обернулись прямо-таки молниеносно. Хьюго тыкал пальцем куда-то в сторону и даже привстал в седле. Там и правда померещились какие-то тени — мелькнули и пропали.
И тут же раздался стук копыт позади квартета, и, когда сбитые с толку друзья резко повернулись туда, они уже отчетливо увидели, как четверо людей на конях покружили на месте и словно бы растворились в воздухе.
Что-то зашумело по другую руку от них…
Мигель дернулся первым и успел разглядеть больше всех.
— Это мы! Седьмое пекло! Там, это точно мы же!
Клирик схватился за голову. Он, как и наемник, путешествовал долгие годы, но дракам с людьми и городам-трактам предпочитал отдаленные приюты редких диких трав. И битвы с теми, кого можно было назвать кем угодно, но, совершенно точно — не людьми. Вернее, не предпочитал, а жизнь как-то сама так складывалась. Видимо, это вели его всемогущие боги.
— Ну-ка стойте. Ни с места, — голос его прозвучал хрипло от волнения. — Замрите сейчас же!
Нехотя друзья подчинились. И только с языка вора готов был сорваться вопрос, как он увидел ту самую сломанную Мигелем ветку — в полудюжине шагов от них.
Медленно, бок о бок, квартет вернулся на исходную точку и так же внимательно двинулся вперед. Переговаривались только при крайней необходимости, не выпускали друг друга из поля зрения. Над кронами деревьев, поразительно низко к притаившейся земле, все злее бесновалась буря. Изредка сверкала молния, но листья и ветви мешали ей осветить все вокруг, как днем. Здесь, между стволов, было безжизненно тихо. Но воздух, застывший, как в пустыне, перед первой грозой, на этот раз отдавал свежей прохладой. Путники поняли, что лес сам по себе не был злым, и это вселяло надежду. Однако не был он и добрым, а потому не стоило ослаблять бдительность, и они ее не ослабляли.
Чуть больше часа все оставалось по прежнему. А потом снова подала голос деревянная дудочка, раз пропела мелодию и тут же смолкла — и перед квартетом расступились деревья, открывая вид на уютную полянку среди мокрых стволов и трав.
На полянке смелый умелец выстроил простую одноэтажную избушку, почти квадратную и совсем без изысков. Двери не было, единственный ставень висел на одной петле. По крыльцу сбегали ручейки воды, вытекая прямо из-под крыши, и единственное украшение лесного домика — вырезанная на коньке крыши голова совы — как будто нахохлилась и опустила потемневший клюв от стеной идущего ливня.
Очередной разряд молнии сверкнул, свет вторгся в серую полутьму между деревьев. Хьюго охнул, подался вперед, Мигель коротко ругнулся, Эв устало прикрыл глаза, а Юджин только покрепче схватился за седло. Облокотившись спиной на грубую стену там, где скат крыши не защищал ее от воды, подставив лицо струям дождя, сидела, бессильно опустив руки вдоль тела, молодая женщина. На ней были только какие-то затасканные лохмотья, волосы не видели гребня по меньшей мере с прошлого лета, колени недавно были разбиты в кровь.
— Вы ведьму искали? — с циничным ударением на последнее слово спросил Эверард. На него увиденное произвело меньше всего впечатления: как один из лучших экзорцистов, он всякого повидал во время своих странствий, и бродяжный вид лесной ведьмы был не худшим, что ему случалось созерцать.
Мигель покосился на мага.
— Юджин?
— М? Я сейчас, — и он прикрыл глаза. Несколько секунд, и парень неуверенно улыбнулся, потом губы его дрогнули, и улыбка стала шире, а глаза раскрылись. Он выглядел весьма довольным. — Когда меня задело её силой, ведьму ударило точно так же. Только меня несколько месяцев подряд лупили всякими заклинаниями адекватные и не очень маги Демиана, называя это обучением, да и без них я всякого натерпелся. А она, видимо, не привыкла, что существует другие силы, кроме её. Наверно, все еще не очнулась.
— И долго она еще будет?..
Маг-практик пожал плечами и отвернулся.
Дождь продолжал лить как из ведра, молнии проползли по небу дальше на запад, утянув с собой самые черные тучи. Громыхало по-прежнему, но уже не над самыми головами друзей, и то хорошо. Хьюго осторожно послал коня на пару шагов к избушке.
— И что нам теперь делать? С этой ведьмой, — произнес он задумчиво и, подумав, глянул на Эва. — Такое поддается твоему экзорцизму?
Тот молча спрыгнул с лошади, нарочито медленно вытащил меч и зашагал к домику. Наемник крикнул ему вслед и предложил помощь. Они все увидели, как Эверард покачал головой.
— Видел когда-нибудь, как эта штука работает на людях? — бесцветным голосом спросил маг, провожая его взглядом.
— Не-а. И что, не стоит?
Юджин закутался в плащ так, чтобы его не было видно.
— Лично я не хочу на это смотреть.
Мигель мог бы возразить — в его жизни было немало всякого, смотреть на что не пожелаешь ни другу, ни врагу, да и Хьюго стал тем, кем является сейчас, на грязных улочках столичных трущоб, но они оба ничего не сказали и тоже отвернулись. Людям не стоит влезать в дела богов и их служителей. Они только видели, как синеватый слепящий свет залил полянку на несколько долгих мгновений, слышали надрывный, почти нечеловеческий крик, который едва узнали и смогли только с большой натяжкой назвать женским. А потом все стихло.