Хьюго коснулся наконец стены, и на свое удивление почувствовал, как на его касание камень отозвался теплом. Нечто глубоко внутри шевельнулось, застонало, и по залу, как легкое дыхание спящего, пробежал ветерок, поднявший в воздух пылинки.
— Он живой? — спросил файтер у Эверарда серьезно.
Клирик помедлил, прежде чем покачать головой.
— Это камни. Даже если в них и вдохнули силу, это только камни. А вот сила…
— Что с ней?
— Она спит. И скорее мертва, чем жива, но мы не можем ничего знать наверняка.
Плющ под рукой вора осыпался вниз, и тот с сожалением проводил его взглядом. Что-то блеснуло в мусоре и пыли — и у Хьюго зажегся профессиональный азарт, он ухмыльнулся и поспешно разворошил кучку носком сапога, вглядываясь в остатки мертвого растения. Из-под него выглянул обломок золотого канделябра, сиротливо забившийся к самой стене. Вор нагнулся за ним.
— Эй, ребят, я тут подсвечник наше…
Закончить он не успел. Что-то ледяное ударило его в руку, воришка вскрикнул и отскочил — а по полу заструился голубоватый призрачный дымок, собравшийся в облако и все никак не торопящийся обретать видимую форму…
Трое остальных все как один обернулись к нему, и чуть меньше двух мгновений ушло на осознание и теории. Еще доля секунды — на взлет бровей к линии волос. И, наконец, появились какие-то определенные слова.
Маг мяукнул что-то на колдовском наречии. Мигель чертыхнулся.
— Рыжий!!! Если ты сейчас попался в ловушку на жадность, то я дам тебе в глаз, — пообещал он, не сводя глаз с клубящегося марева.
Дымок еще повисел над полом, неуверенно бледнея. Друзья не обладали благословением наивности и повидали уже достаточно, чтобы не начать надеяться, что все пройдет само, но все-таки понемногу уверились и даже обрадовались, что эта дрянь не рванет прямо с ходу — до этого же момента не рванула!
— А что если попробовать его оттолкнуть? — подал голос клирик, насмотревшись вдоволь.
— Может, не надо? Вдруг еще…
И тут с противоположной стороны этого огромного бесконечного зала раздалось шипение. Было похоже, что воздух со свистом втягивается через узкую щель с невероятной силой — а затем что-то заскрежетало, заскрипело и заворочалось за пределами зрения. И стихло.
Порыв ветра, не имеющего ни запаха, ни температуры, донесся до друзей несколькими мгновениями позже.
«Что это, черт возьми?!..» — про себя заикнулся было вор, чувствуя, как все обмирает внутри в необъяснимом страхе. Ничто из человеческого мира просто не могло издавать такие звуки в таком месте. Рыжего затрясло бы, не будь он таким стреляным воробьем после беспокойных лет жизни в столице. Он сделал медленных вдох и остался стоять нормально.
Остальные тоже притихли, пропустив несколько ударов сердца. Но ничего не произошло — и пауза так и осталась едва обозначившейся.
— Толкни, да и все.
— Я бы оттолкнул. Юдж?
Маг встряхнул кисти и улыбнулся, кивнул Хьюго, чтобы тот отошел в сторону. Заклинание подобралось быстро: несложное, совсем уж безыскусное, но зато неожиданно эффективное плетение, призванное оттолкнуть энергию, как вещь, со своей пути, подобно морской волне. Оно обрушилось на призрачную субстанцию и смело ее в сторону, словно он был тополиным пухом во время бури. Отлетая, дымок неожиданно оформился в силует немного сутулого, занудного вида паренька, еще почти мальчишки, и тот, не замечая виновников своего пробуждения, скользил в полутьму между колонн. В сторону того.
Юджин не знал, что руководило им в этот момент, но только вдруг понял: этот призрак — их проклятая разгадка, какой-то важный кусочек мозаики, пока скрытой изобретательным художником время. То же, пусть и по-другому, понял и Мигель — и мгновением раньше, чем маг хотел произнести это, крикнул ему, что паренька надо вернуть.
И маг даже знал, как.
— Хьюго, подсвечник!
Воришка стоял вполоборота к другу, все еще держа кусок золотого подсвечника. Он кинул его Юджину, не тратя времени на разворот, и увесистая для своего размера вещица приземлилась точно в протянутую жилистую руку (жизнерадостное «Есть, подсвечник!») — а в другой уже натягивалось и разворачивалось выплетаемое заклинание. Не в пример сложнее предыдущего, но тоже из тех, в которых маг был уверен почти полностью (никогда ведь нельзя абсолютно быть уверенным в колдовстве). Призрачная цепь метнулась к пареньку, срослась с ним быстрее, чем мог бы заметить самый зоркий глаз, и тут же натянулась, когда приведение дернулось прочь.
Маг едва не упал на пол, такой сильный был толчок.
— Юдж! — наемник сцапал его за руку в последний момент и получил благодарный кивок.
А паренек начал шипеть и извиваться, пытаясь ухватиться за цепь. Рвался и рвался дальше от квартета, в сторону жуткого звука и неразличимого продолжения зала, скалясь в оскале, близком к безумному. (Тогда Мигель и стал предполагать, что у их пленника и при жизни не все было в порядке с головой — а уж теперь, в бестелесной форме, это еще сильнее усугубилось).
А Эв вдруг понял, что так действует на него вовсе не цепь — а то, что недавно шевелилось и издавало ужасный скрежет где-то вдалеке. «Оно притягивает, — вдруг понял монах, — манит сильнее, чем демонов — их любимая пища». И вдруг какой-то голосок, сохранившийся с детства и с годами все реже и реже напоминавший о себе в сознании Эверарда, пробудился в предпоследний раз. Кто-то назвал бы его интуицией, кто-то — волей богов, но у клирика не было для него названия, однако он неизменно прислушивался к нему, безоговорочно принимая на веру. И все еще был жив. «У призраков нет страсти. Они готовы мстить, но рваться куда-то — никогда. Настоящий призрак бесстрастен…» Голосок сошел на нег. И вроде бы ничего нового он не сказал, но… То, как он подчеркнул «настоящий призрак» тревожно царапнуло мысли монаха. Он не стал развивать эту мысль сейчас, ибо она требовала куда более пристального внимания, но зарубку в памяти сделал. Настоящий призрак. «А ведь интересно…»
Маг наконец намотал на руку цепь, над другой у него парил обломок подсвечника, и теперь осталось только прикрепить новоприобретенную сущность («проблему», — припечатал клирик) к вещи. Получится артефакт — а что получится уже из использования самого артефакта… Даром пророчества никто из друзей не обладал.
Призрак так и не перестал негодовать, когда Юджин щелкнул пальцами, замыкая его в предмет. Отныне он был пленным — но едва ли обладал достаточно самостоятельным разумом, чтобы это понять… Так или иначе, теперь у квартета было нечто, напоминающее остатки души человека — и с этой мыслью, не без гордости за удачно проведенный эксперимент, огненный маг отправил подсвечник во внутренний карман жилета.
Хьюго как раз уже собирался спросить, как им теперь выбираться из этого жуткого места, как в дальнем конце зала опять громыхнуло. Словно по чьей-то злой воле стало темнее, как в сумерках, переходящих в ночь; стены, казалось, еще больше вытянулись вверх. Пол начал слабо вибрировать, как от движения чего-то огромного — но ничего не было видно.
— Отсюда пора сваливать! — мяукнул рыжий нервно, озираясь вокруг.
Мигель смотрел мрачно.
— А ты знаешь, как? Я вот пока в замешательстве, хотя испытываю еще меньше симпатии к той дряни, что явно приближается сюда.
Маг и монах покачали головами в знак того, что и сами бессильны что-либо предпринять. И вдруг дрожь каменных плит переросла в дробь галопа гигантских копыт, за несколько мгновений сгустился сумеречный свет, отчего зарябило в глазах, и видимость упала почти до нуля. (Квартет успел только послать короткую, исполненную пессимизма молитву богам, и три непечатных ругательства). Нечто ворвалось в видимую часть залы. По злому ли умыслу или случайности оно приняло обличье демона-всадника, подозрительно смахивающего даже на всадницу. Все — узловатые когтистые руки, плечи с наростами крыльев, даже дьявольский образ коня с пустотой вместо глаз — вполне соответствовало представлению людей Обитаемых Земель о древнем зле… Вот только лицо у нее было человеческое. А улыбка светилась безумием демона, каким бы оно было на лице человека.