— Рей, ты! — воскликнули хором.
— Парни!
И он бросился к старым друзьям, и его обнимали, а он только сквозь смех умолял не раздавить его любимую гитару, квартет советовал подумать о собственных ребрах, и менестрель снова заливался смехом, забыв настороженно прислушиваться к случайному хрусту.
Венди вскочила на одну из бочек возле стойки и звонким девичьим голосом провозгласила начало празднества.
— Ночь в честь новоселья в «Замке с драконом» начинается! Пейте до дна, веселитесь, и да будут все остальные дни такими же хорошими, как сегодняшний вечер!
Она легко спрыгнула вниз, и зал ответил ей радостным ревом.
— И не разнесите мой трактир до открытия! — рявкнула Эрин, словно магическим способом перекрывая весь этот шум.
В ответ раздались одобрительные возгласы, и на этом женщина решила, что ее долг как хозяйки закончен. Будь эти люди хоть трижды разносортным дорожным сбродом, но они «свои», и никакого зла от них нельзя ждать. Будут аккуратны, постараются знать меру, никуда не денутся — семейные посиделки это не то, что пьянка в городской пивнушке, а кто будет рушить свой дом? Точно не тот, для кого благодатный подарок судьбы — в него возвращаться.
Менестрель ударил по всем протянутым ладоням, чокнулся кружками с квартетом, отдельно поздоровался и перекинулся любезностями с хозяйками — и легко запрыгнул на лавку, а с нее залез и на стол.
Со всех сторон загудели голоса, зааплодировали, стали разворачиваться к музыканту.
— Давай, парень, играй!
— Сыграй нам что-нибудь!
— Рей! Помнишь ту, про русалку?..
Он тронул струны гитары, прислушиваясь к родному звуку сквозь голоса вокруг. Улыбнулся, глядя куда-то не сюда, словно в памяти у него вставали картины нездешних мест, других времен, где он не был и которые и не существовали никогда, кроме как в мире его песен…
И когда заиграл, трактир затопило словно теплое тихое море. И каждый, пусть на один вечер, но почувствовал себя не путником в бесконечном сплетении дорог, которого не ждут нигде и не станут ждать, а героем прекрасной легенды, истории о чем-то большом и славном. Все-таки менестрели владеют какой-то иной, непостижимой магией — и этот вечер сделал ее еще чуть сильнее.
Хьюго расселся на стойке, с высоты разглядывая зал.
Мигель и Эв о чем-то вполголоса говорили за столом в центре, Юджин стоял в компании Эрин и Венди, остальные знакомцы и незнакомцы пели, пили, ели, смеялись и били друг друга по плечам, травили байки, ставили серебро — и, кажется, праздник пошел своим чередом…
Краем глаза воришка заметил мелькнувшую и тут же скрывшуюся за чьи-то спины фигуру. Ему потребовалось мгновение, чтобы найти в памяти этого человека и вспомнить его: это был Гори, ренегат из ночной армии, правая рука и, недолго, по слухам — любовник его матери Миерис. Рыжий спрыгнул со стойки и не глядя поставил на нее свою кружку, мгновенно забывая вкус напитка. Этот человек, здесь!..
Вор нырнул под стойку и затаился, пытливо вглядываясь и снова отыскивая знакомую фигуру среди пирушки. Но Гори словно провалился сквозь землю, словно померещился — хотя парень знал всю опасность этого «мне только померещилось»; и поэтому упорно гнал от себя удобную отговорку. Не померещилось, Хьюго, так что ищи, ищи…
Что-то залетело под стойку, блеснув в воздухе, и врезалось в новенькое дерево со внутренней стороны. Воришка отпрянул, и его спасла только отточенная годами ловкость — ничего не упало, не звякнуло и не выдало его. И в тени вспыхнул алый огненный след: простая, но легко узнаваемая картинка, едва ли не детское изображение приоткрытой двери.
Через пару секунд она бесследно рассыпалась искорками, бросив в лицо рыжему несколько хлопьев пепла, и Хьюго заулыбался, натягивая на лицо капюшон.
Когда Венди получила от Юджина кивок и заглянула под стойку, там никого уже давно не было.
Хьюго вылетел за дверь, перепрыгнув перед валяющиеся за порогом колокольчики. Гори срезал их, пока все смотрели на менестреля, и поэтому дверь не звякнула, когда он выходил из трактира. На что он рассчитывал, поганец?..
Подвижная и гибкая, словно пантера, тень прыгнула на парня, прижимая его к спиной к стене. Тот только сдавленно пискнул, когда к его горлу приложили холодный кинжал — и поднял широко распахнутые глаза на нападавшего. Воришку давно, уже очень давно вот так не припирали к стенке: обычно его не удавалось даже вычислить, а самым удачливым и умным, если такие попадались — догнать.
О, Фортуна, ты ведь не отвернешься от своего любимца в такой темный час, не оставишь его бесславно забытым, не лишишь своего благословенного дара, Фортуна…
— Молишься? — хрипло выдохнул, заставив вопреки чувству самосохранения отшатнуться, Гори. — Молись. Молись, давай. Кому ты поклоняешься? Небось этой вшивой богине, которую любят все шулеры и проходимцы вроде тебя! Так молись, посмотрим, как это тебе поможет!
Хьюго молчал, не отводя взгляда от бывшего товарища. Его было не узнать — щеки ввалились, глаза запали черными провалами, а в весе и силе хватки, он, кажется, только приобрел. И что-то странное сквозило в его голосе, совершенно незнакомое вору, отчужденное…
Он кашлянул, прочищая парализованное удивлением горло.
— Гори? Гори, старина, ты же помнишь меня! Это я, Хьюго! Так славно было между Эдорином и Альрином, такое веселье тогда в порту, или ты забыл? Зачем нам ссориться?!
Бормоча все это, Хьюго лихорадочно вспоминал, какие могли быть причины у него сейчас остаться в живых. Какого черта этот тип вообще напал не него?! Прознал, что квартет его искал? Контрабандисты проболтались? Лу? Кто?! Нет, Лу не мог, контрабандисты и не знали ничего…
Ренегат оскалился, с рычанием придвигая нож еще ближе.
— Кто сказал тебе мое имя, парень? Откуда ты взялся, такой умный, а?
У Хьюго упало сердце. Гори его не помнит! Совсем, не помнит ни-че-го!
— Ну ладно, ты больше не будешь болтать и раздражать меня, — нож коснулся шеи, и лезвие, кажется, даже царапнуло кожу. — Ты почему-то смог выследить меня, что-то знаешь, да еще и выставляешь себя умнее меня. Ну ничего, ничего… Молись!
— Но в чем проблема? Зачем тебе, помощнику Миерис, моя смерть?!
Гори смерил его взглядом, в котором так и сквозило изумление.
— Что тебе известно о ней?!
Нож отодвинулся на сантиметр, не больше. Но, поверьте, когда речь идет о вашей шее, разница колоссальна! Хьюго вздохнул с облегчением.
— Всяко побольше, чем тебе. Убьешь меня — ничего не узнаешь!
— Меня уже тошнит от тебя, всезнайка, — снова оскалился ренегат. — Но я, хоть убейте, не могу вспомнить, кого мне эта чертовка заказала. Какого-то парня, это точно. То ли кузена ее, то ли племянника, то ли еще кого — забери меня пекло, ничего не помню!
Вор сощурился, пока сердце как бешеное колотилось у него в груди. Нож был в сантиметре от него, и к воротнику побежала теплая липкая струйка — все-таки порезал, гад, а…
— Давай помогу вспомнить, м? Она разве не дала тебе никаких указаний в письменном виде, может, записку?
Гори молча вытащил из кармана бумагу и протянул ее рыжему, нож отодвинулся еще на целую спасительную ладонь — и воришка ударил по руке, откидывая ее в сторону, и рванул от стены, подальше от съехавшего с катушек ренегата, к друзьям и шумной пирушке.
Едва он оказался в шаге от напавшего на него мужика, по тому, с характерным шипящим звуком, ударило сгустком огня. Гори заорал, запахло паленым. Снова мелькнуло заклинание, после которого тело, подрубленное, словно молодое деревце, рухнуло на землю, Хьюго услышал хмыканье и обернулся рывком. В полутьме стоял Юджин, встряхивал кисти после колдовства и покачивал головой, мол, снова ты вляпался, рыжий.
— О, как же я рад тебя видеть! — воскликнул вор, чем заработал обычную улыбку мага одними уголками губ, прежде чем тот выпустил еще одно заклинание в ренегата-неудачника. — Что, готов?
— А ты кровожадный, оказывается! Это парализующий шар, через четверть часа очухается, и будет твой друг разве что слегка помятый.
— Он не мой друг!
— А чей, мой? — справедливо удивился маг.