Шор поднимается с места и поворачивается к стене, опускает голову и несколько мгновений стоит так. Ксендз начинает терять терпение – не знак ли это того, что ему следует уйти? Грицько тоже прикрыл глаза, и его длинные, юношеские ресницы отбрасывают сейчас тень на покрытые мягкой щетиной щеки. Может все они заснули? Ксендз тихонько кашляет, молчание хозяев отобрало у него остатки уверенности. Он уже жалеет, что пришел сюда.
Неожиданно Шор, как будто ничего и не было, направляется к шкафам и открывает один из них. С благоговением он вытаскивает толстенный фолиант, отмеченный теми же символами, что и все остальные книги, и кладет на столе перед ксендзом. Он раскрывает книгу снизу и перелистывает страницу. Ксендз видит искусно выполненный титульный лист…
- Сефер ха-Зоар[13], - набожным тоном сообщает хозяин и вновь прячет книгу в шкаф.
- Ну и кто бы это пану ксендзу прочитал… - утешительно говорит Грицько.
На столе у Шора ксендз оставляет два тома своих Новых Афин в качестве поощрения к будущим обменам. Он стучит по ним указательным пальцем, затем показывает на себя – целясь в самую средину своей груди: Это я написал. Следовало бы вам прочитать, если бы знали язык. Тогда многого бы о мире узнали. Он ждет реакции Шора, но тот лишь слегка поднимает бровь.
Ксендз Хмелёвский и Грицько выходят вместе на холодный, неприятный воздух. Грицько что-то еще плетет, ксендз внимательно глядит на него – на юное его лицо с самыми зачатками будущей бороды и на динные, загнутые ресницы, придающие парню несколько детский вид, наконец – на его мужицкую одежду.
- Так ты еврей?
- Эээ… нет, - отвечает Грицько, пожимая плечами. – Сам я отсюдова, из Рогатина, вооон из того лома. Вроде как православный.
- Так откуда ты их язык знаешь?
Грицько придвигается поближе и идет чуть ли не плечом к плечу с ксендзом, явно чувствуя себя ободренным к такой доверенности. Рассказывает, что отец с матерью умерли от заразы в 1746 году. У них с Шорами были какие-то дела, отец ремесленником был, шкуры дубил, а когда умер, Шор ходатайствовал за Грицька, его бабку и младшего брата, Олеся, выкупил долги отца и окружил заботой троих соседей. Ну а раз живут по соседству, так теперь он имеет дело больше с евреями, чем со своими, и он сам как-то не знает, когда понял их язык, а теперь говорит на нем, как на своем, свободно, что часто пригождается в разных вопросах и сделках, потому что евреи, в особенности те, старшие, с неохотой берутся за польский и русинский. Евреи вовсе не такие, как о них говорят, а Шоры – в особенности. Их много, и дом у них теплый, гостеприимный, всегда дадут чего-нибудь поесть и рюмку водки, когда холодно. Теперь Грицько учится отцовскому ремеслу, чтобы взять оставшуюся после того дубильню, на это спрос всегда будет.
- А христианских родственников у тебя здесь нет?
- Ну да, имеются, но далеко, и им до нас особо дела нет. О, а вот это мой брат, Олесь. – К ним подбегает мальчонка, лет может восьми, весь в веснушках – Так что, мил'с'дарь ксендз пущай о нас напрасно не волнуется, - весело говорит Грицько. – Бог сотворил человека с глазами спереди, а это означает, что человек должен заниматься тем, что будет, а не тем, что было.
Ксендз и вправду признает это доказательством хитроумия Божьего, хотя как-то не может вспомнить, а где же в Писании это было сказано.
- Выучись при них языку, будешь переводить те их книги.
- Да где там, мил'с'дарь, меня к книгам как-то и не тянет. Чтение мне скучно. Я бы, скорее, торговлей занялся, вот это мне по душе. Лучше всего -0 лошадями. Или же как Шоры – водкой и пивом.
- О-о, так ты рядом с ними уже вниз покатился… - констатирует ксендз.
- А что, разве они хуже других товаров? Людям обязательно выпить нужно, потому что жизнь тяжелая.
И он еще чего-то плетет, идя за ксендзом, хотя тот с охотой уже избавился бы от него. Бенедикт Хмелёвсий поворачивается в сторону торга и ищет взглядом Рошко, поначалу возле кожухов, потом по всей площади, но людей только прибыло, и шансов высмотреть возчика просто никаких. Тогда он решает идти к коляске самому. А толмач так сильно вошел в свою роль, что еще продолжает пояснять какие-то дела, явно довольный тем, что может. Так он сообщает, что в доме Шоров готовится большая свадьба, потому что сын Элиши (тот самый, которого ксендз видел в лавке, вроде как Иеремия, а на самом деле – Исаак), женится на дочке моравских евреев. Вскоре сюда прибудет целое их семейство и множество родичей из округи: из Буска, Подгаец, Езержан и Копычинец, а еще из Львова и, возможно, даже из Кракова, хотя пора года поздняя, а по его, Грицька, мнению, свадьбы лучше играть летом. И еще говорит Грицько-болтун, что было бы хорошо, если бы ксендз мог прийти на такую свадьбу, а потом – похоже – представляет ситуацию, потому что хохочет. Тем же смехом, который ксендз поначалу принял за издевательский. Парень получает грош..
13
"Зо́ар", или "Сефер ха-Зо́ар", — литературный памятник еврейского народа на арамейском языке, мистико-аллегорический комментарий к Пятикнижию Моисея, создавший термин ПаРДеС как совокупность четырёх методов библейской интерпретации; главный источник каббалистического учения.