Ашер Рубин бывает здесь довольно часто. Его злвут к детям, но, бывает, и к Хае. У нее вечно всяческие необыкновенно таинственные болезни, с которыми он справиться может только лишь путем разговоров с больной. Вообще-то говоря, визиты у Хаи ему даже нравятся. Это единственное, о чем он мог бы так сказать. И, как правило, это Хая упирается на том, чтобы позвали Рубина, потому что в этом доме ни в какую медицину никто не верит. Они разговаривают, после чего недомогание проходит. Ингода медику кажется, что Хая – словно тот тритон который сам на себя разные цвета призывает, чтобы получше укрыться от нападающего или же показаться кем-то иным. А у Хаи то сыпь какая-то, то почему-то дышать не может, то из носа кровь пошла. Все верят, что это по причине духов, диббуков[22], демонов или же балакабен – хромых существ, что охраняют сокровища под землею. Заболевание ее всегда является знамением, и оно предшествует пророчествам. Тогда Ашера отсылают обратно. Больше им он не нужен.
Рубин, развеселившись, думает о том, что у Шоров мужчины занимаются делом, а женщины пророчествуют. Каждая вторая из них – пророчица. И подумать только: в своей берлинской газете он читал сегодня, что в далекой Америке было доказано, что молния является электрическим явлением и, благодаря простому проводу, можно уберечься от Божьего гнева.
Вот только сюда подобные знания не доходят.
Сейчас, после свадьбы, Хая перебралась к мужу, но здесь бывает часто. Ее выдали за раввина из Ланцкоруни человека своего, приятеля отца, на много лет старше нее, и у Хаи с ним уже двое детей. Отец и зять – словно две капли воды: они бородатые, поседевшие, с запавшими щеками, в которых прячется тень низкой комнаты, где они, в основном, заседают. И тень эту они носят на лице повсюду.
Хая, когда пророчествует, впадает в транс – в такие минуты она играется маленькими фигурками из хлеба или из глины, которые она расставляет на собственноручно разрисованной дощечке. И тогда вещает о будущем. И нужен ее отец, который приближает ухо к ее губам, так близко, что это выглядит так, словно бы девушка его лижет, и слушает, закрыв глаза. После того он переводит услышанное с языка духов на человеческий язык. Многие вещи сходятся, но многие – нет. Ашер Рубин не знает, как это все объяснять, и он не знает, что это за болезнь. И по той причине, что не знает, ему неприятно, так что он старается об этом не думать. Они же о таком ворожении говорят: иббур, и это означает, что женщину посещает хороший, святой дух и дарит ей знания, людям, как правило, недоступные. Иногда Ашер попросту выпускает у нее немного крови; при этом он старается не глядеть женщине в глаза. Сам он верит, что такая процедура ее очищает, давление в жилах слабеет, и кровь не так сильно бьет в мозг.
Хаю в семье слушают не меньше, чем отца.
Но сегодня Ашера Рубина вызвали к умирающей пожилой женщине, которая приехала сюда в качестве свадебной гостьи. Так что, скорее всего, сегодня Ашер Хаю не увидит.
Он входит через покрытый грязью, темный дворик, где головами вниз висят свежезабитые гуси, которых откармливали все лето. Проходит сквозь узки сени, чувствуя запах жарящихся котлет и лука, слышит, как толкут где-то перец в ступке. Женщины шумят в кухне, откуда в холодный воздух вздымается горячий пар от варящихся блюд, а вместе с ним – запахи уксуса, мускатного ореха, лаврового листа, а вместе с ними – сладкая и несколько тошнотная вонь свежего мяса. И. по сравнению со всем этим, осенний воздух кажется еще более холодным и неприятным.
Мужчины за деревянной стеной разговаривают довольно громко, словно бы они ссорились – слышны их голоса, но слышен еще запах воска и сырости, которой пропитана их одежда. Сегодня людей здесь полно, дом ими забит.
Мимо Ашера пробегают дети; малышня, возбужденна таким близким уже праздником, не обращает на него внимания. Ашер Рубин проходит через второй дворик, слабо освещенный всего лишь одни факелом, здесь стоит лошадь и повозка. Кто-то, кого Рубин не видит, выгружает мешки и заносит их в сарай. Через мгновение Ашер замечает его лицо и невольно вздрагивает – это тот беглый, мужик, которого зимой старший Шор вытащил из снега с наполовину отмороженным лицом.
На пороге он сталкивается со слегка пьяненьким Иегудой, которого все семья называет Лейбе. Впрочем, его самого тоже ведь не зовут Рубин, но Ашер бен Леви. Только сейчас, во мраке и в толпе гостей имена кажутся чем-то текучим, изменчивым и неважным. В конце концов, носить их все будут недолго. Не говоря ни слова, Иегуда ведет медика в глубину дома и открывает дверь в маленькую комнату, где работают молодые женщины, а на кровати у печи лежит, опираясь на подушки, очень старая, засушенная женщина. Работницы шумно приветствуют врача и с любопытством зависают над кроватью, чтобы поглядеть, как же тот станет обследовать Йенту.
22
Диббук (идиш דיבוק —