— Это же спираль, — заметила она.
— Что?
— Комплекс. Он спроектирован в виде спирали. Смотри.
Джерри поднялся, чтобы взглянуть с высоты своего роста на план. Он следил, как Кэрол указательным пальцем проложила путь вдоль проходов. Она не ошиблась.
Несмотря на то что архитектурный лаконизм слегка исказил структуру задуманного рисунка, на плане явно просматривались очертания неровной спирали, встроенной в сеть коридоров и помещений. Повторяя ее форму, круживший по бумаге палец Кэрол рисовал уменьшающиеся радиусы и наконец замер на большом бассейне — том самом, что оказался заперт. Джерри молча уставился на план. Не подскажи ему Кэрол — он бы неделю вот так таращился и не разглядел несущей структуры.
Кэрол решила на ночь не оставаться. Не оттого, попыталась она объяснить Джерри у порога, что между ними все кончено, а лишь потому, что ценила их близость слишком высоко, чтобы злоупотреблять ею как развлечением Он отчасти ухватил смысл; Кэрол тоже сравнивала их двоих с ранеными животными. Что ж, по крайней мере, в их жизни имелись общие метафоры.
Спать одному было привычно. Во многих отношениях Джерри предпочел бы оставаться в кровати в одиночестве, чем разделять ее с кем-то, даже с Кэрол. Но сегодня он хотел, чтобы она была рядом; вернее, не обязательно Кэрол, но кто-нибудь. Он чувствовал себя без причины капризным, как ребенок. Джерри засыпал и тут же просыпался, словно боялся сновидений.
Незадолго до рассвета, предпочтя бессонницу разбитой мечте о сне, он встал, завернул содрогающееся тело в халат и отправился готовить себе чай. План все еще лежал на кофейном столике, где его оставили накануне вечером. Отхлебывая теплый «ассам», Джерри остановился взглянуть на него. Теперь, после подсказки Кэрол, взгляд его невольно сосредоточился — вопреки отвлекавшей внимание неразберихе пометок — на спирали, проступавшей из-под кажущегося хаоса лабиринта Бесспорное доказательство скрытого умысла в работе архитектора, она бросалась в глаза и заставляла их следить за последовательным маршрутом: кругами, сужаясь и стремясь… к чему? К запертому бассейну.
Допив чай, Джерри побрел к кровати. На сей раз усталость всецело завладела им, и Джерри одолел сон, в котором ему было отказано ночью. В семь тридцать его разбудила Кэрол Она решила извиниться за вчерашний вечер.
— Я очень хочу, чтобы у нас с тобой все было хорошо, Джерри. И ты это знаешь, правда? Знаешь, как много ты для меня значишь…
Но он был не в силах говорить о любви. То, что казалось романтичным в полночь, утром вдруг представилось нелепым. Он ответил Кэрол как можно теплее и договорился о встрече сегодня вечером. А затем провалился в сон.
С тех пор как Эзра Харви покинул здание бассейнов, чуть ли не каждые четверть часа он вспоминал о девушке, привидевшейся в коридоре. Ее лицо представало перед ним, когда он обедал, с женой, когда занимался сексом с любовницей. Лицо такое ясное, такое открытое и так много обещающее.
Харви считал себя дамским угодником. В отличие от большинства своих приятелей-магнатов (чьи подруги не доставляли проблем: они получали хорошую оплату и не мешались под ногами, если не требовались их специфические услуги) Харви получал удовольствие от общения с представительницами прекрасного пола. Их голоса, их смех, запах их духов… Его неодолимо тянуло к ним, он чрезвычайно дорожил мгновениями, проведенными с этими восхитительными созданиями, и был готов тратить деньги на их милости. Поэтому карманы его пиджака оттягивали банкноты и дорогие безделушки, когда утром он вернулся на Леопольд-роуд.
С утра зарядила холодная морось, и пешеходы на улице, слишком озабоченные тем, чтобы сохранить головы сухими, не обращали внимания на мужчину под черным зонтом, стоявшего на ступенях, и другого человека, возившегося с навесным замком Чендамен был экспертом по таким замкам. Через пару секунд дужка со щелчком распахнулась. Харви закрыл зонтик и скользнул в вестибюль.
— Жди здесь, — велел он Чендамену. — А дверь закрой.
— Слушаюсь, сэр.
— Если понадобишься — крикну. Фонарик взял?
Чендамен вытянул из кармана фонарь. Харви взял его, включил и быстро скрылся в коридоре. То ли на улице сегодня было значительно холоднее, чем вчера, то ли в помещении — жарче, но Харви расстегнул пиджак и ослабил туго затянутый узел галстука. Он обрадовался жаре: она напомнила ему блеск тела девушки-видения, расслабленно-томный взгляд ее черных глаз. Он шел все дальше по коридору, и отраженный свет лился с кафельных плиток. Чувство направления никогда не изменяло Харви и скоро вывело прямо к тому месту у большого бассейна, где вчера он встретил девушку. Там он остановился и замер, прислушиваясь.
Харви был осторожным человеком. Вся его профессиональная деятельность — в тюрьме ли, на воле — вынуждала жить в вечном ожидании нападения из-за спины. Постоянная бдительность сделала его чувствительным к малейшему признаку присутствия человека Звуки, на которые другой не обратил бы внимания, выбивали отчетливую дробь по его барабанным перепонкам. Но здесь — ничего. Тишина в коридорах, тишина в вестибюле, тишина в раздевалках и турецких банях — во всех кафельных помещениях комплекса Тем не менее Харви был уверен: он здесь не один. Когда пять чувств подводили его, шестое — звериное — чуяло присутствие чужого. Этот дар не раз спасал его шкуру, а сейчас, надеялся он, приведет в объятия красотки.
Доверившись инстинкту, Харви погасил фонарь и, ощупывая рукой стену, осторожно шагнул в коридор, откуда вчера появилась девушка. Ощущение близости жертвы мучительно и сладко дразнило его. Он подозревал, что она не дальше чем за стеной — идет, держась в шаге от него, по какому-то скрытому проходу. Он думал о том, как приятна эта слежка. Только она и он — одни во влажной духоте коридора. Харви продвигался украдкой, биение пульса отдавалось в шее, в запястье и в паху. Крест прилип к взмокшей груди.
Наконец коридор разделился. Харви замер: слабое свечение впереди призрачно обрисовывало своды обоих тоннелей. И не понять, в какой из них идти. Доверясь инстинкту, он свернул влево. И почти сразу наткнулся на дверь. Она была открыта, и Харви шагнул через порог в большее помещение — как подсказало изменившееся эхо его шагов. И вновь замер. На этот раз напряженный слух был вознагражден звуком У противоположной стены на горке осыпавшихся плиток — пара голых ступней. Грезится ему или он и впрямь видит девушку? Контур ее тела чуть бледнее окружающего мрака. Да, это она! Харви чуть не окликнул ее, но вовремя спохватился. Он решил возобновить безмолвное преследование и наслаждаться игрой, которую затеяла девушка, до тех пор пока ей это нравится. Он пересек комнату и прошел через вторую дверь, приведшую его к другому тоннелю. Влажный и приятный, воздух здесь был намного теплее. И тут Харви охватила тревога: он пренебрегает всеми неписаными правилами, добровольно залезая в петлю. Ведь это могло быть подстроено — девушка, преследование. За следующим углом грудь юной красавицы испарится, а его собственная нарвется на нож. И все же он знал, что это не так. Знал, что шаги впереди — это поступь женщины легкой и податливой; что духота, вызвавшая новые приливы пота, несет ему нежность и чувственность. Нож здесь бессилен — лезвие размягчится, и цель будет недостижима. Он в безопасности.
Шаги впереди стихли. Остановился и Харви. Непонятно, откуда сюда проникал свет. Он облизал губы, почувствовал вкус соли и двинулся вперед Плитки под пальцами лоснились от влаги, кафель пола был скользким. Предвкушение росло с каждым шагом.
А свет становился все ярче. Он не был дневным — свету солнца нет доступа в столь уединенное убежище. Он больше походил на лунный свет, вкрадчивый, ускользающий. А может быть, подумал Харви, искусственный. Откуда бы свет ни рождался, с его помощью глаза Харви наконец отыскали девушку. Однако она была не та, что привиделась ему позавчера. Обнаженная — да, юная — да, но во всем остальном — не та. Он встретился с ней глазами, прежде чем она скользнула в коридор и свернула за угол Замешательство в ее пойманном взгляде придало охоте остроту: выходит, не одна, а две девушки находились в этом тайном месте! Интересно зачем?