Свою командировку Ю.М.Соколов совместил с возможностью повидаться с братом Борисом Матвеевичем, профессором Саратовского университета с 1919 года. Братья были очень дружны и в жизни, и в науке. Известный ученый Борис Матвеевич Соколов не был похож на кабинетного исследователя. Это был ученый нового типа, общественный деятель самого широкого диапазона, всегда устремленный вперед в строительстве советской культуры. Борис Матвеевич, со слов брата, заинтересовался работой Маргариты Ивановны Рудомино и познакомился с нею. Чрезвычайно общительный и обаятельный человек, Борис Матвеевич принял в судьбе М.И.Рудомино живое участие. Он рассказывал, как напутствовал ее перед поездкой в Москву и со свойственной ему любовью к шутке рекомендовал взять побольше шляпок, что будто бы в Москве особенно важно"[6].
Осенью 1918 года тетя Екатерина Яковлевна уехала на несколько месяцев в Москву, и я осталась, по сути дела, "хозяйкой" на ее Курсах. В ноябре по возвращении из Москвы тетю арестовали большевики. Мне пришлось вернуться домой от Кедровых и опекать Лёлю, которая держалась очень храбро. Тетины Курсы оказались полностью на мне. Через два месяца тетю выпустили и даже извинились за ошибку. В скором времени она опять уехала в Москву. Там она, к нашему с Лёлей ужасу, вступила в коммунистическую партию. Но я никогда не считала ее большевичкой по духу.
О своих отношениях с Екатериной Яковлевной я писала тете Оле:
..Иногда на меня находят такие минуты отчаяния, что хочется порвать все с Саратовом и уехать куда-нибудь. Но куда? И теперь я обращаюсь к тебе за советом, как мне быть??? <…> Я больше не могу, не могу. Мне невыносимо тяжело стало. Но самое тяжелое то, что сколько раз я ни говорила с тетей по сердцу, к концу мы никогда не приходили. Сколько раз я обращалась к ней за советом: как нам быть, что бы она сделала на моем месте? Она мне отвечала: "Если хочешь быть самостоятельной и свободной, то уходи; если же думаешь о будущем, то оставайся!" Теперь ты сама мне скажи, тетя Оля, что мне делать, как мне быть? У нас создались такие отношения, что сказать невозможно. Главным образом недоразумения у нас выходят на почве недоверия…
Письмо я не дописала и не отослала, оно сохранилось у меня. Несмотря на такие отношения, я все же осталась жить с Екатериной Яковлевной. Это было непросто, но благодаря этому я получила достаточно крепкую закалку, что, безусловно, помогло мне выжить в моей самостоятельной жизни.
1919 год был годом продолжения борьбы за самостоятельность, за свой жизненный путь. Все мысли были об учебе, заработке, специальности. Летние каникулы провела на даче в Большой Поливановке. Было увлечение Глебом Миловидовым, бывшим военным царской армии.
В конце лета 1919 года 3-ю Советскую школу, а с ней и библиотеку, которой я ведала и в которой с удовольствием работала, неожиданно переселили в бывший Коммерческий клуб. В здании реального училища расположился военный госпиталь. Надо было срочно переносить книги. Из учебных кабинетов книги вынесли быстро, но с книгами библиотеки было сложнее. Госпиталь был переполнен. Раненые лежали в вестибюле прямо на полу. Мне и 3–4 девочкам из моего класса по рукоделию пришлось носить книги, переступая через лежащих раненых и больных сыпным тифом. Никто нас не предупредил об опасности. В итоге я заболела сыпным тифом. К счастью, мои помощницы не заразились. Таня Кедрова отвезла меня в больницу. Болела я тяжело. Таня Кедрова и Муся Минкевич прибегали ко мне и приносили еду. Рядом со мной лежала пятнадцатилетняя девочка из рабочих. Она произвела на меня глубокое впечатление: впервые я близко увидела детей рабочих, детей новой формации человека. Девочка уже выздоравливала и нежно ухаживала за мной, и я не чувствовала себя совсем одинокой, к тому же моя соседка оказалась заядлой театралкой. Еще в больнице я заболела паратифом, а после выписки — возвратным тифом. Выходила меня Таня Кедрова.
Придя в себя после долгой болезни, я посмотрела на себя в зеркало и содрогнулась: худая, голова обрита. В первый же день навестил меня Глеб Миловидов, ужаснулся и больше не приходил. Я не очень горевала, но перед подругами было неловко — кавалер бросил. Вскоре он женился на дочери богатого саратовского фотографа. Случайно, уже в 1920 году, я встретила его в поезде на пути в Москву. Он был очень внимателен, уступил мне свое место в мягком вагоне. В 1920-х годах он умер в Москве.
6
Акимова ТМ. Начало пути // Опыт работы зональной научной библиотеки Саратовского университета. 1982. № 25. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1982.