Но если старательно поразмыслить о том, что же именно превозносит и преумножает людские семейства, чему они бывают обязаны своим счастьем и достоинством, то станет ясно, что чаще всего люди – сами источники своих бед и причина своих несчастий, и что не стоит искать всемогущих врагов, ведь никто не поставит величие, славу и известность в заслугу фортуне, а не доблести. В самом деле, обратимся к республикам, подумаем о минувших царствах: мы убедимся, что фортуна никогда не играла такой роли в обретении и преумножении могущества, в сохранении уже завоеванной славы, как святая и благословенная житейская мудрость. Кто усомнится в этом? Справедливые законы, мужественное и твердое поведение, любовь к отечеству, верность, прилежание, безупречные и похвальные нравы граждан всегда помогали снискать известность без помощи фортуны или достигнуть величия и еще большей славы с ее помощью, и притом оставить по себе потомкам бессмертную память. Поистине, после смерти Александра Великого, как только македонские князья озаботились своими богатствами и стали думать не о завоеванной ими вместе империи, а о своих собственных владениях, между ними тут же начались раздоры и разгорелось жаркое пламя ненависти; их души стала снедать алчность и ярость, вызванные обидами и желанием за них отомстить; и теми же самыми руками, тем же победоносным оружием, с помощью которого они отняли свободу у множества народов и покорили их, создали огромную империю, стяжали македонцам славу по всему миру; тем же самым непревзойденным оружием, которое стало теперь служить корыстным притязаниям немногочисленных тиранов, преемников Александра, были погублены и уничтожены все их законы, истреблены их справедливость и добродетель, и обескровлена каждая частица их некогда грозных сил. Так македонцы утратили свое благополучие и за короткое время лишились империи и славы не по воле фортуны, а из-за собственной глупости. Грекам тоже сопутствовал успех, слава и власть, пока они заботились об укреплении и воспитании духа своих сограждан не меньше, чем об увеселениях и о превознесении себя над другими.
А разве нельзя сказать того же самого о нашей Италии? Пока мы соблюдали наиполезнейшие и благословенные заветы старины, пока старались подражать нашим предкам и пытались превзойти в доблести знаменитых героев прошедших времен, пока итальянцы считали себя обязанными приносить все плоды своих трудов, промыслов и искусств, и вообще все, что имеют, на алтарь отечества ради общего блага, для пользы и выгоды всех сограждан; пока они были готовы пожертвовать своим имуществом, кровью и жизнью ради поддержания авторитета, величия и славы латинского имени, разве сыскался бы такой народ, такое дикое варварское племя, которое не убоялось бы противиться нашим велениям и нашим законам? Так можно ли говорить, что эта бескрайняя империя, эта верховная власть над народами, обретенная силами латинян, достигнутая нашими стараниями и распространенная нашим римским оружием, была дарована нам судьбой? Неужели мы признаем, что обязаны фортуне тем, чего добились благодаря своей доблести? Будем приписывать судьбе благоразумие и сдержанность Фабия, который в одиночку спас, благодаря своей тактике выжидания и уклонения, почти утраченную латинскую свободу; принципиальность Торквата, ради соблюдения воинской дисциплины не пощадившего своего сына, его же умеренность, в силу которой он довольствовался землепашеством и ставил честь выше золотых гор? Суровость Фабриция, бережливость Катона, твердость Горация Коклеса, выдержку Муция, благочестие и верность Регула, преданность Родине Курция и многие другие неслыханные и великие добродетели, столь славные у древних и пригодившиеся тогдашним итальянцам не меньше, чем их мечи и воинская мощь, когда они воевали с гордыми и непокорными народами в варварских землях и с помощью этих божественных качеств подчинили себе всех этих врагов латинского имени, свободы и славы? Согласимся ли мы с тем, что фортуна была покровительницей наших обычаев, что она смягчила нравы и обыкновения нашей благословенной родины? Разве безрассудной воле фортуны обязаны мы основанием империи, которую наши предки созидали, полагаясь скорее на доблесть, чем наудачу? Разве мы поставим в зависимость от изменчивости и произвола судьбы то, чего сами люди намерены добиваться с помощью твердых расчетов и отважных и великих дел? И может ли фортуна с ее непостоянством и неопределенностью рассеять и разрушить то, что мы препоручаем нашим собственным заботам и разумению, а не чужому безрассудству? С какой стати мы уступим фортуне то, что собираемся хранить и поддерживать со всем возможным прилежанием и старанием? Оно неподвластно фортуне, и, вопреки мнению некоторых глупцов, не так-то легко победить того, кто не хочет сдаваться. Фортуна держит под игом только тех, кто ей поддается.