Мало кто в Политбюро НСДАП догадывался, что именно Штирлицу принадлежала идея реформации нацистского государства, впоследствии вошедшее в историю под термином «перестройкиш». А простые немцы вообще ничего не понимали: просто в одно прекрасное утро обнаружилось, что все герои фатерлянда — не потомки Зигфрида, а дерьмо собачье. В дни выхода свежего номера «Нойес лебен» под окнами редакции стали собираться возбуждённые строители третьего рейха. Они поголовно поносили фюреров и спорили о прусской идее.
Германия превратилась в библиотеку. Тиражи подскочили к миллиону; секретарши в районных отделах НСДАП взахлёб, чуть не в открытую читали Ремарка, в Союзе Писателей Третьего Рейха шли консультации по поводу полного собрания сочинений Генриха Гейне.
Пока консультации шли, собрание вышло в Верхней Саксонии стотысячным тиражом.
Мюллер тихой сапой переправил за океан рукопись своих мемуаров о жутком прошлом гестапо и ездил туда читать лекции.
В мае восемьдесят седьмого в Берлине, в доме культуры имени Геринга, состоялся вечер Фасбиндера. Пока в Политбюро обсуждали размеры карательной акции, лидер нации посетил спектакль «Карьера Артура Уи» и произнёс несколько прочувствованных слов об ужасах гитлеризма. Эти слова особенно тронули диссидентов, до сих пор продолжавших сидеть за распространение пьесы Брехта в самиздате.
Диверсии в области идеологии Штирлиц продолжал подпирать расколом в партийных рядах. В октябре 1987-го, непосредственно перед заседанием Политбюро ЦК НСДАП, он в очередной раз ударил бутылкой по голове Холтоффа, возглавлявшего в то время берлинскую партийную организацию. Находясь в этом состоянии, Холтофф произнёс яркую речь против привилегий, за которую был немедленно исключён из Политбюро, — и стал народным арийским любимцем.
Борец со шнапсом, вдохновляемый Штирлицем, докатился до того, что признал перегибы в работе Освенцима и личным звонком вернул из закрытого города Дюссельдорфа опального физика Рунге. Вывод рейхсвера из Ирана окончательно превратил борца со шнапсом в идола западной демократии, которой с начала пятидесятых снились немецкие ядерные подлодки, всплывающие в дельте Миссисипи.
В 1989-м Штирлиц осуществил операцию «Выборы в рейхстаг». Из пятисот депутатских мест целых пятнадцать удалось отдать нечленам НСДАП, протащить в высший законодательный орган Третьего Рейха двух евреев и организовать прямые трансляции на всю Германию.
До последнего момента нацистская верхушка была уверена, что играет с проклятым Западом тонкую двойную игру, но депутаты рейхстага, трижды проинструктированные, проверенные члены партии, истинные арийцы с характерами нордическими, выдержанными, в прошлом беспощадные к врагам рейха, оказавшись в прямом эфире, понесли родное нацистское государство по таким кочкам, что испугались даже евреи.
Сразу после съезда от партии отделилась партийная ячейка земли Баден-Вюртенберг, а в норвежских школах явочным порядком перестали преподавать немецкий язык. Затем, среди бела дня, кто-то снял флаг со свастикой с Эйфелевой башни.
Подразделения рейхсвера, направленные остановить войну между Чешским и Словацким протекторатами из-за Моравии, были обстреляны с обеих сторон, и больше рейх уже ни во что не вмешивался.
Наконец, толпы славянской молодёжи снесли Уральский хребет, и Западная Россия, никого не спросившись, объединилась с Восточной.
Штирлиц узнавал обо всём этом из закрытых сводок. Ему уже не надо было ничего делать: тысячелетний рейх разваливался в автономном режиме. Собственно, никакого рейха уже не было: «Дойчебанк» давал за марку полцента, гестапо окончательно перешло на рэкет, а какие-то умельцы втихую акционировали имущество гитлерюгенда…
Юный резерв партии давно торговал чизбургерами в «Макдональдсе» и вместо Вагнера тащился от группы «Queen». Деморализованные войска вермахта под всеобщее улюлюканье покидали Варшаву и Москву…
Летом девяносто первого группа патриотов, находясь в отчаянии перед грядущим подписанием Юнион-договора, изолировала борца со шнапсом в его резиденции на Чёрном море и, собравши пресс-конференцию, объявила всё, что случилось в фатерлянде после восемьдесят шестого года, недействительным. При этом руки у патриотов тряслись.
Ранним августовским утром Штирлиц приехал к Холтоффу и, растолкав, объяснил тому, что — пора. Попросив Штирлица покрепче ударить себя бутылкой по голове, Холтофф вышел в прямой эфир и позвал берлинцев на баррикады.
Через пару дней с площадей, подцепив тросами за шеи, уже снимали изваяния фюрера и его партийных товарищей, а свободолюбивый немецкий народ, во главе с активистами гестапо, рвал свастики и громил сейфы в здании ЦК НСДАП. Разгромив сейфы, демократы с немецкой аккуратностью жгли документы…
Вернувшийся с Чёрного моря борец со шнапсом рейха уже не застал.
…Полковник Исаев сидел в своём любимом кабачке «Элефант», накачиваясь импортным пивом (своего в Германии давно не было). Задание, которое он поставил сам себе полвека назад, было выполнено с блеском — нацистское государство лежало в руинах. И только одно мучило старенького Максима Максимовича: он никак не мог вспомнить — где мог раньше видеть лицо лидера либерально-демократической партии фатерлянда, этого болтливого борца за новую Германию, вынырнувшего вдруг из ниоткуда и мигом взлетевшего в политическую элиту страны (взлетевшего, поговаривали, на деньги Бормана).
Он вспомнил это по дороге домой — и вспомнив, остановил машину, и долго потом сосал валидол.
Лицо борца с гитлеризмом было лицом провокатора Клауса, агента четвёртого управления РСХА, собственноручно застреленного Штирлицем под Берлином полвека назад. Клаус, как оказалось, не только выжил, но ничуть не постарел, а только раздобрел на спонсорских харчах — и теперь, не вылезая из телевизоров, уверенно вёл фатерлянд к новой жизни.
Штирлиц выключил зажигание и заплакал тяжёлыми стариковскими слезами.
А вскоре с кумачом наперевес и с обещаньем дарового супа ГКЧП ЦК КПСС устроил нам Форос и врезал дуба. Пока ж пускал чернила осьминог и пучился Указом напоследок, эпоха завершалась под шумок (эпоха — под шуршание балеток!) — и трижды Зигфрид выручил Одетту, и столько ж раз наказан был порок!..
Комсомольское ретро
КОМСОРГ. Васин, ответьте: почему вы мечтаете стать членом Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодёжи?
ВАСИН. Чё?
КОМСОРГ. Ну, вы, Васин, наверное, хотите быть в первых рядах строителей коммунизма?
ВАСИН. Ну, ёптыть!
КОМСОРГ. Тогда скажите нам, Васин: сколько орденов у комосмола?
ВАСИН. Чё?
КОМСОРГ. Я спрашиваю: Васин, вы знаете, что у комсомола шесть орденов?
ВАСИН. Ну, ёптыть!
КОМСОРГ. Мы надеемся, Васин, что вы будете активным комсомольцем.
ВАСИН. Чё???
КОМСОРГ. Ну, ёптыть, Васин — билет возьмёшь в соседней комнате!
Занавес
Куклиада
Леониду Генриховичу Зорину, взявшему с меня слово об этом написать.
Дело было так.
Однажды, на исходе лета 1994-го, мне позвонил Григорий Горин и сказал: «Витя! Вам, конечно, нужны деньги».
Горин, надо сказать, вообще очень мудрый человек, что видно хотя бы из вышесказанного. На сердце у меня растаяла медовая лепешечка. Я понял, что этот замечательный драматург заработал где-то денег и хочет их мне предложить.
— Нужны, — ответил я, хотя никто меня не спрашивал.
— Тут мне позвонили, есть одна идея… — сказал автор того самого Мюнхаузена.
Через час я был у него, а еще через минуту услышал слово «куклы».