— Федя, — сказал на прощание Никодим Петрович, — веди себя хорошо.
Федя часто-часто закивал головой, сбегал на пост, снял со шлагбаума фуражку, надел её на место, вернулся и попросил предъявить.
— Отвали, Федя, — миролюбиво ответил Уваров. — А то исключим из комсомола.
— Контрабанды не везёте? — спросил Федя и заплакал.
Машина тронулась, и военные, вздрогнув, выдали троекратное «ура».
Неподалёку от Калуги Никодим Петрович Мальцев вздохнул:
— Жалко Федю. Пропадёт без присмотра.
У кольцевой он сказал:
— А эта… ну, башня твоя… ничего.
— Башня что надо, — отозвался Уваров, жалея о пропущенной корриде.
Прошло ещё несколько минут.
— Но Останкинская — повыше будет, — отметил таксист.
— Повыше, — согласился Уваров.
Человек и Закон
ЗАКОН. Так нельзя.
ЧЕЛОВЕК. Отзынь, фуфло!
ЗАКОН. Нельзя так. Статья это.
ЧЕЛОВЕК. Да пошёл ты…
ЗАКОН. Ну как знаешь. (Уходит).
Занавес
Человек и прохожий
ЧЕЛОВЕК. Осторожней, пожалуйста, здесь яма!
ПРОХОЖИЙ. Это клевета на наши дороги!
Падает в яму.
ЧЕЛОВЕК. Ну я же вам говорил!
ПРОХОЖИЙ (из ямы). Демагогия!
ЧЕЛОВЕК. Давайте руку…
ПРОХОЖИЙ (кидаясь грязью). Уйди, провокатор!
ЧЕЛОВЕК. Простите меня, если можете.
Уходит.
Занавес
Шамиль Басаев, говори громче!
ЕРИН. Скальпель! Еще скальпель! Еще два скальпеля! Еще!
ГРАЧЕВ. Куда тебе столько скальпелей-то?
ЕРИН. Тебе что, жалко?
ГРАЧЕВ. Почему жалко? Просто интересно.
ЕРИН. Мне чем больше, тем лучше.
ГРАЧЕВ. Зачем?
ЕРИН. А про запас!
ГРАЧЕВ. Ты что, уже в запас собрался?
ЕРИН. Размечтался. Я тебе не Лебедь.
ГРАЧЕВ. Да, ты другая птица… Еще чего-нибудь передать?
ЕРИН. Передай.
ГРАЧЕВ. Чего?
ЕРИН. А до чего руки доходят, то и передай!
ГРАЧЕВ. Зачем?
ЕРИН. Такая работа. Жадность, коллега — это у нас профессиональное. Кабы не наша жадность, бандиты бы до самой Москвы добрались! Но мы начеку!
ГРАЧЕВ. Рук-то хоть хватает — брать?
ЕРИН. Хватает, хватает… Только давай.
ГРАЧЕВ. Ты просто Шива какой-то.
ЕРИН. Сам ты вшивый! Давай ассистируй молча!
Оперируют.
Над операционной — смотровой зал. Иностранцы в сопровождении гида (Ельцин) наблюдают за идущей внизу операцией…
ЕЛЬЦИН. Господа! Вы наблюдаете операцию по вырезанию из большого отечного, понимашь, то есть, отечественного тела маленькой злокачественной чечни. Проводит операцию профессорский коллектив нашей клиники. Историю болезни пересказывать не буду, там у нас такая латынь, что вас вырвет… Лечили три года, как могли.
— Неужели безрезультатно?
ЕЛЬЦИН. Почему безрезультатно? Обижаете… Стало гораздо хуже! Совершенно запущенный случай! Больной были показаны иньекции оружием во Временный Совет… Причем — показаны по телевизору! Так загноилось, понимашь, еще больше! Потом планировалось небольшое оперативное вмешательство — буквально силами одного парашютно-десантного полка… Думали, понимашь, за два часа все вырежем — и по домам.
— Что же явилось причиной осложнений?
ЕЛЬЦИН. Чечня в натуре оказалась значительно больше, чем на больнично-штабной карте. На карте-то мы ее всю вырезали по контуру за минуту, на спор, кто быстрее, а тут… В общем, сначала чечня была только на левой ноге, но в настоящее время уже успешно оперируются почки, грудная клетка и мозжечок.
Возгласы восхищения.
Операция продолжается.
По операционной бегает, хлопоча, санитарка — Козырев.
ГРАЧЕВ. Тампон! Еще тампон!
КОЗЫРЕВ. Ох, крови-то, крови!
ЕРИН. Твое дело отмывать. А без крови настоящего порядка не бывает!
ГРАЧЕВ. И чем больше, тем лучше!
КОЗЫРЕВ. Немного мутит с непривычки…
ЕРИН. Обвыкнешь!
ГРАЧЕВ. Когда по локоть в крови, милая моя, там самое лечение и начинается!
ЕРИН. Мы ж не терапевты какие, упаси господи!
КОЗЫРЕВ. Аккуратнее бы. (Показывает наверх). Смотрят… Неловко!
ЕРИН. Пущай смотрят! Не ухо-горло-нос! Нам бы чего отпилить… (Смеется).
ГРАЧЕВ. Эх, раззудись плечо, размахнись, рука! Уж вылечим так вылечим!
КОЗЫРЕВ. Беда мне с вами, огольцы… Ох, беда! Что людям скажу?
ГРАЧЕВ. Скажешь, чтоб готовились. Помню, оперировал я Афган…
ЕРИН. Ну, пошло-поехало! Мумуарист!
ГРАЧЕВ. А что? За шесть лет почти миллион афганцев заживо вылечили! А наших сколько ко мне на штабной стол полегло…
КОЗЫРЕВ. На Родине-то, поди, легче оперировать, милок?
ГРАЧЕВ. Да если б под руку не вякали гниды всякие, я б ее, матушку, уже бы всю как есть вылечил! Забыла бы, как звать!
КОЗЫРЕВ. Тяжелая работа… Грязноватая Дай-кось я приберу тут у вас…. Нехорошо все-таки, смотрят…
ГРАЧЕВ. Молчи, дура! Зажим! Еще зажим!
КОЗЫРЕВ. Чего зажимать-то будем?
ГРАЧЕВ. Как обычно: прессу, телевидение…Кислород!
ЕРИН. Перекрыли.
ГРАЧЕВ. Давление?
ЕРИН. Да уж давим, как можем!
ГРАЧЕВ. И что?
ЕРИН. Никак не выдавим!
ГРАЧЕВ. Может, совсем отрезать?
ЕРИН. Что?
ГРАЧЕВ. Да что попало!
ЕРИН. Что попало мы уже отрезали.
ГРАЧЕВ. И как?
ЕРИН. Как попало.
ГРАЧЕВ. И что?
ЕРИН. Ты уже спрашивал.
ЕЛЬЦИН. Главврач, то есть я, был выбран пять лет назад демократическим собранием тяжелобольных. С тех пор лично руковожу операциями. Причем работы у нас тут столько, что персоналу некогда даже получить медицинское образование…
— Как же вы оперируете без образования?
ЕЛЬЦИН. Нетвердое владение предметами и руками успешно, понимашь, компенсируется волей и приверженностью реформам! А интуиция у меня — (жест на Коржакова) хоть вот у него спросите — просто поразительная! Отрежу — посмотрю со всех сторон, с санитаром каким-нибудь посоветуюсь — и хоть со второго раза, но, понимашь, обязательно отрежу что-нибудь жизненно важное для всей страны! И вообще, в нашей клинике образование не главное…
— А что главное?
ЕЛЬЦИН. Главное — убедить всех, что ты главврач. Если убедил — режь, что хочешь, ничего не бойся!
— Как у вас обстоят дела с гигиеной?
ЕЛЬЦИН. С гигиеной дела обстоят хорошо! Руки умываю регулярно!
— Вы не устаете?
ЕЛЬЦИН. Я выносливый. Когда устаю, уезжаю в Сочи…
— А кто же тогда оперирует?
ЕЛЬЦИН. Завхоз. А устанет завхоз — фельдшера резать начинают, сантехники, шоферы… У нас незаменимых нет. Правда, и живых все меньше.
ЕРИН. Слушай, тетка, а где главный наш?
КОЗЫРЕВ. Улетел, милок.
ЕРИН. Куда?
КОЗЫРЕВ. Далеко, милок. Я уж и сказать стесняюсь.
ГРАЧЕВ. Давай, все свои!
КОЗЫРЕВ (шепотом). На восемь букв.
ЕРИН. На сколько?
КОЗЫРЕВ. На восемь. Ну, это такое слово…
ЕРИН (посчитав). Че-то много…
ГРАЧЕВ. Говори, не тяни душу! Что за слово такое?
КОЗЫРЕВ (шепотом). Галифакс! В Галифаксе он. (Смущается). По ихнему если писать, то получается, правда, семь букв, но если по-нашему, то все ж таки — восемь!
ГРАЧЕВ. Кто ж его так далеко послал-то?
ЕРИН. И зачем?
КОЗЫРЕВ. Так он каждый год летает. На это… на промывание. Иначе денег не дают… На оборудование, на скальпеля вот эти… Вентиль закручивают, неруси!
ГРАЧЕВ. Ну, вентиль мы сами кому хочешь… Снимки есть?
ЕРИН. Полно!
ГРАЧЕВ. Давай.
ЕРИН. На.
ГРАЧЕВ. Что это?
ЕРИН. Снимки, как просил. Вот он — в обнимку с лауреатами Госпремии, вот — с Большой Семеркой…