Программа «Итого», сделавшая меня «звездой» с правом проезда за восемьдесят вместо пятидесяти, начиналась с идеи вылезти из-за кукольных спин и заговорить своим голосом. Запросилось наружу мое театральное прошлое (первую половину жизни я провел за кулисами и возле них), а кроме того — давно хотелось приблизить комментарий к злобе дня.
Тут штука вот в чем. В «Куклах», с их сложной технологией, сдавать очередной сценарий приходилось в начале недели, а в эфир программа шла только в воскресенье. А за пять дней в России может произойти черт знает что, вплоть до полной перемены власти. Несколько раз «Куклы» попадали в эту пятидневную ловушку — с довольно печальными результатами. Текст, остро актуальный во вторник, к выходным оказывался абракадаброй, не имеющей отношения к реальности.
Самый выразительный случай такого рода произошел в дни правительственного кризиса в сентябре 1998-го. Депутаты дважды забодали кандидатуру Черномырдина — и все шло к тому, что Борис Николаевич насупится, упрется и выдвинет ЧВСа в третий раз. В расчете на этот вариант развития событий сценаристом Белюшиной были написаны очередные «Куклы».
Но жизнь пошла враскосяк со сценарием. В среду, когда программа был написана, озвучена, и уже полным ходом шли съемки, мне позвонил гендиректор НТВ Олег Добродеев.
— Витя, — сказал он негромко. — Дед хочет Лужкова.
— О господи, — сказал я. — Точно? — спросил я чуть погодя.
Олег Борисович несколько секунд помолчал, давая мне возможность самому осознать идиотизм своего вопроса. Что может быть точного в России, в конце ХХ века, под руководством Деда?
— Пиши Лужкова, — напутствовал меня гендиректор и дал отбой.
Я позвонил Белюшиной — она ахнула — и мы приступили к операции. Скальпель, зажим… Диалог, реприза… Через пару часов ЧВС был вырезан из сценарного тела, а на его место вживлен Лужков. Когда я накладывал швы, позвонил Добродеев.
— Витя, — негромко сказал он. — Только одно слово.
У меня оборвалось сердце.
— Да, — сказал я.
— Маслюков, — сказал Олег Борисович.
— Это п….ц, — сказал я, имея в виду не только судьбу программы.
— П….ц, — подтвердил гендиректор НТВ.
— А это точно? — опять спросил я. — Кто тебе сказал?
— Да я как раз тут… — уклончиво ответил Добродеев, и я понял, что Олег Борисович находится там. Мне даже показалось, что я услышал в трубке голос Деда.
Галлюцинация, понимаешь.
Я позвонил Белюшиной, послушал, как умеет материться она — и мы приступили к новой имплантации. Лужков с ЧВСом были вырезаны с мясом. Окровавленные куски текста летели из-под моих рук. Время от времени в операционную звонил Добродеев с прямым репортажем о ситуации в Поднебесной.
— Лужков, — говорил он. — Лужков, точно. Или Маслюков. В крайнем случае, Черномырдин.
К вечеру среды были написаны все три варианта.
В четверг утром Ельцин выдвинул Примакова.
Сценарист Белюшина уже не материлась, но и переписывать сценарий больше не могла. Ее нежная психическая структура оказалась неприспособленной к грубым реалиям Родины. Примакова в располосованный сценарий я вшивал самостоятельно — и до пятницы (дня голосования в Думе) молился за Евгения Максимовича всеми доступными мне способами.
Не то чтобы я мечтал о его премьерстве — просто очень хотелось передохнуть.
Сильно передохнуть не получилось: телевидение втянуло меня с потрохами. Не могу сказать, что это был мой личный выбор. Как по другому поводу сказано у Довлатова: это не любовь, это судьба…
Пятилетняя работа в «Итого» существенно поправила мое мировоззрение. Километры пленок, отсмотренные с подачи моих редакторов, не прошли даром. Время от времени на рабочем месте я узнавал о Родине что-то такое, отчего хотелось скорее плакать, чем смеяться.
И дело вовсе не в политиках, почти в полном составе расположившихся в диапазоне от клоунов до дебилов. Претензий к обитателям Кремля и других вместилищ власти у меня, с течением времени, становилось как раз всё меньше. И всё больше я понимал, что они — это мы. Например, жители Брянска выбрали себе депутата Шандыбина. Они, кого смогли, выбрали — он, как может, работает, и никаких претензий к ателье.
Удивительно другое: поставив на руководство своей жизнью этих василь-иванычей (а Шандыбин там еще не из худших), россияне с поразительным терпением продолжают надеяться на то, что в одно чудесное утро у них под окнами обнаружатся голландские коровы и английский газон. И время от времени обижаются, что этого еще нет.
Помнится (дело было вскоре после президентских выборов 1996 года), за соседним столиком в кафе тяжело напивались люди, будто вышедшие живьем из анекдота про новых русских: бычьи шеи, золотые цепи… И вот они меня опознали и призвали к ответу за всё, и велели сказать, когда закончится бардак и прекратится коррупция.
Тут меня одолело любопытство.
— Простите, — спросил я, — а вы за кого голосовали?
И выяснилось, что двое из пяти «быков» голосовали за Ельцина, двое за Жириновского, а один — вообще за Зюганова. И, проголосовавши таким образом, они регулярно напиваются — в ожидании, когда прекратятся бардак и коррупция.
Народ — вот что было главным открытием программы «Итого» — по крайней мере, для меня. Через две программы на третью информационный поток выплескивал на нас что-нибудь совершенно поразительное. Не забуду, как мать родную, ночные съемки из питерского пригорода Келломяги. У водилы уборочной машины кончилась в машине вода, а рабочее время — не кончилось, и он ездил по улицам родного города и гонял валиком пыль. Всю ночь. Я смотрел этот сюжет и думал… Нет, я ничего не думал, просто смотрел, как зачарованный.
Но это — частный случай идиотизма. А случалось увидеть и нечто из цикла «всё, что вы хотели знать о своем народе, но боялись спросить».
…Голландский фермер взял в аренду в Липецкой области шестьсот гектаров земли — и приехал на черноземные просторы, привезя с собою жену, компаньона, кучу техники и массу технологий. Он посадил картошку — и картошка выросла хоть куда. А на соседних совхозных плантациях (где, пока он работал, расслаблялись великим отечественным способом) корнеплод уродился фигово.
Тут бы и мораль произнести — типа «ты все пела…»
Но в новых социально-исторических условиях басня дедушки Крылова про стрекозу и муравья не сработала. Потому что, прослышав о голландском урожае, со всей области (и даже из соседних областей), к полям потянулись люди. Они обступили те шестьсот гектаров буквально по периметру — и начали картошку выкапывать.
Причем не ночью, воровато озираясь, с одиноким ведром наперевес… — граждане новой России брали чужое ясным днем; они приезжали на «жигулях» с прицепали, ехали целыми семьями, с детьми… Педагогика на марше.
Приезд на место события местного телевидения только увеличил энтузиазм собравшихся. Люди начали давать интервью. Общее ощущение было вполне лотерейным: свезло! Мягкими наводящими вопросами молодая корреспондентка попыталась привести сограждан к мысли, что они — воры, но у нее не получилось. Один местный стрекозел даже обиделся и, имея в виду голландского муравья, сказал: вон у него сколько выросло! на нашей земле…
Этот сюжет, будь моя воля, я бы крутил по всем федеральным каналам ежедневно — до тех пор, пока какой-нибудь высокоточный прибор не зафиксирует, что телезрители начали краснеть от стыда.
А по ночам, когда дети спят, я крутил бы стране другой сюжет.
История его такова. Корреспондент НТВ в Чечне, проникнувшись ситуацией, предложил полковнику десантных войск воспользоваться своим спутниковым телефоном — и позвонить домой, под Благовещенск, маме. У мамы был день рождения. Заодно корреспондент решил этот разговор снять — подпустить лирики в репортаж.