В детстве, обучаясь на дому, я каждый раз получала выговор за то, что изрисовала своё тело ручкой. Получал такие выговоры и отец, вместе с просьбами помыть, наконец, свою дочь. Отец не обращал на это внимания, а я, веря учителям, скребла кожу до крови, но символы стереть так и не смогла.
И всё же, ни смотря на мою «хромающую дисциплину», я была отличной ученицей, и учителя, тяжело вздыхая и качая головой, никуда больше не сообщали о моих странностях.
На улице я появлялась только замотанная в ткань с головы до пят. Длинные рукава, джинсы, перчатки и шарф даже в самую сильную жару - стоит ли упоминать, что меня по праву считали чудаковатой?
Когда мне исполнилось шестнадцать, я влилась в компанию панков. Я выкрасила половину своих чёрных, длинных волос в фиолетовый, гуляла с бунтарями и хулиганами, одевалась в потрёпанные, модно-рваные вещи.
Впрочем, не сказала бы чтоб мне это не нравилось и служило лишь прикрытием.
Благодаря той компании я наконец перестала скрывать руки и шею, стала открыто, даже демонстративно, носить свои символы и звала их татуировками. Тогда я наконец стала дышать свободно, не боясь, что меня упекут в больницу, исследовательский центр, зоопарк в конце-концов.
Люди всегда глазели на меня, но я стала лишь бунтаркой-панком, татуированной фиолетоволосой чудачкой, не более. И меня это устраивало.
Теперь же... Я попала в мир, где эти символы что-то значат. Но я не знаю что. И я не знаю как защитить себя от участи экспериментального объекта, чудика, которого следует изучить, желательно препарировав при этом.
От тяжёлых мыслей меня отвлёк детский смех, прозвеневший прямо над ухом. Девчонка лет семи пронеслась мимо мрачной чудачки, сидящей на газоне, и бросилась на шею отцу. Тот радостно закружил её под ставший ещё звонче смех. Поставив на ноги, он достал спрятанный за спиной подарок - яркого воздушного змея.
Как заворожённая, я смотрела на них во все глаза. На то, как они вместе разматывают верёвку с катушки; как в детском нетерпении девочка постукивала ножкой в ожидании ветра; как они вдвоём подбрасывали змея, а тот падал наземь, не успев взлететь; и как наконец появился достаточно сильный порыв ветра и змей взмыл вверх, быстро-быстро разматывая верёвку и взлетая всё выше и выше. На то, какими счастливыми и сияющими выглядели они оба.
Тот факт, что я всё знала и была ко всему готова, что утром даже не представляла, увижу ли отца ещё раз, не означало, что всё далось мне безболезненно. Самая сильная связь, связь родителя и ребёнка, с громким треском разорвалась сегодня безвозвратно.
Мне не хватало его. Очень.
- Манэрра, с вами всё в порядке?
Засмотревшись на дочь с отцом, лишь краем глаза заметила что рядом со мной кто-то опустился на траву, но не придала этому значения. После этих слов пришлось обратить внимание на говорившего.
Рядом со мной прямо на траве сидел пожилой мужчина в элегантном светлом костюме.
Так по-наплевательски относилась к своей одежде только я. Удивительно.
- Да, конечно, всё хорошо, - соврала ему.
Ещё днём я отметила, что, хоть символы и не понимаю, зато разговоры прохожих звучали на моём языке.
- Мне так не кажется, - покачал головой собеседник и указал на мои руки, покрытые чернилами.
- Что?
- Ваши символы. Они открыты постороннему взору, неподконтрольны вам. Что с вами произошло?
В глазах мужчины читалось волнение и желание помочь. Я же в ответ нахмурилась.
Что значит «неподконтрольны»? Они всю жизнь такие. Разве их можно контролировать? Впрочем, от этого мира можно ожидать что угодно.
Главное теперь провернуть всё правильно, извернуться в словах и узнать всё нужное мне, не подвергая себя опасности. Конечно, может тут и между мирами ходить - нормально, но что если нет?
- Я... Я не знаю, как их контролировать, - предельно честно ответила мужчине. Затем, покривив душой, добавила банальную ложь: - Я потеряла память.
На лице моего собеседника отразилось сомнение. Да знаю я, что отговорка глупая! Ничего больше в голову не пришло, а затягивать паузу ещё больше было бы решением ещё глупее.
- Ла-адно, - протянул мужчина. - Ладно. Я могу вам помочь, если позволите.
- Что нужно сделать?
- Закройте глаза.
Я насторожено покосилась на мужчину. Волосы у него были светло-серые, но не седые, коротко и аккуратно стриженые. Светло-карие глаза за круглыми очками в золотой оправе смотрели на меня открыто и ожидающе.
Он напоминал скорее чьего-то любящего доброго дедушку, чем человека, способного мне навредить.
И я решила довериться ему.